Фрейлина — младшее придворное женское звание в послепетровской России. Давалось представительницам знатных дворянских фамилий. Фрейлины составляли свиту императриц и великих княгинь. Фрейлиной могла стать и девушка из бедной...

Фрейлина — младшее придворное женское звание в послепетровской России. Давалось представительницам знатных дворянских фамилий. Фрейлины составляли свиту императриц и великих княгинь. Фрейлиной могла стать и девушка из бедной семьи, сирота. Это становилось возможным, если она была лучшей выпускницей института благородных девиц, и чаще всего Смольного…

Одним из главных требований было идеальное знание этикета, а так же способности к пению, рисованию и рукоделию — эдакая «европейская гейша».

Чаще всего императрицы отбирали фрейлин самостоятельно, но не редкими были и случаи, когда их «проталкивали», как бы сказали сейчас, через знакомства. Уйти из должности фрейлины можно было либо по собственному желанию (что случалось крайне редко), либо выйдя замуж.

При назначении во фрейлины девушка получала «шифр», то есть украшенный бриллиантами вензель царственной особы, в свиту которой она поступала. Это был знак отличия, чин, гордость для каждой девушки. Вручался он исключительно из рук императрицы в неофициальной обстановке.

София Васильевна Орлова-Денисова в фрейлинском платье и с шифром на банту.

Фрейлинские знаки носились на банте цвета Андреевской голубой ленты и прикреплялись к придворному платью на левой стороне корсажа.

При выходе замуж это звание с них снималось, но они сохраняли право быть представленными императрице и получать приглашения на придворные церемонии и балы в Большом зале Зимнего дворца вместе с мужьями, независимо от их чина.

Примерно треть фрейлин принадлежала к титулованным фамилиям; около половины из них были дочерьми лиц, имевших придворные чины и звания. Едва ли не основным преимуществом фрейлин была возможность выхода замуж, так как при дворе можно было найти наиболее выгодного, знатного и богатого жениха. Фрейлины при этом получали приданое от двора. Даже в середине XIX в. известны случаи пожалования звания фрейлины малолетним девочкам.

«В 1826 г. Николай I установил комплект фрейлин - 36 человек. Часть „комплектных“ фрейлин назначалась „состоять“ при императрицах, великих княгинях и великих княжнах (эти фрейлины назывались свитскими). Многие из них постоянно находились при дворе (часто и проживали там).

Фрейлины императриц считались старше фрейлин, состоявших при великих княгинях, а те в свою очередь старше фрейлин великих княжон. Фрейлины „высочайшего Двора“ не несли постоянных обязанностей. Многие из них подолгу находились в отпуске (иногда проживая вне столицы) и появлялись при дворе лишь изредка»

Жена Николая Второго, императрица Александра Федоровна с фрейлиной.

«На эту службу обычно принимались дворянские дочери лет четырнадцати-двадцати. Жили они в Зимнем (осенью - весной) или в Летнем (весной - осенью) дворцах под присмотром мадам Екатерины Петровны Шмидт.

Фрейлины посменно дежурили при императрице, круглосуточно обретаясь возле неё и исполняя те или иные высочайшие поручения. Жалованье каждой давали по 600 рублей в год; двум камер-фрейлинам - по 1000 рублей в год. Девицы, зачисленные во фрейлинский список малолетними (главным образом по причине сиротства), с 30 мая 1752 года имели оклад в 200 рублей в год.

Покидали фрейлины придворную службу автоматически после выхода замуж. При этом императрица награждала невесту хорошим приданым - наличными деньгами, драгоценными вещами, платьем, кроватными и постельными уборами, галантерейными предметами на сумму от 25 до 40 тысяч рублей и красиво сделанным образом святого новобрачной.»

Ежегодно список фрейлин публиковался в адрес-календаре Российской Империи. Список строился по стажу пребывания во фрейлинском звании.

Каждая из женщин, имевшая тот или иной придворный чин, имела и соответствующие ему должностные обязанности. Например, обер-гофмейстрина отвечала за весь штат придворной женской прислуги и заведовала Канцелярией императрицы.

Камер-фрейлина императрицы Елизаветы Петровны, Кантемир (Голицына) Екатерина Дмитриевна.

Следует отметить, что ни камер-фрейлины, ни статс-дамы никаких определенных обязанностей при Императорском дворе не несли. Они даже не обязаны были принимать участие в придворных церемониях. Гофмейстрины, статс-дамы и камер-фрейлины имели общий титул – Ваше Высокопревосходительство.

Вся тяжесть повседневной службы ложилась на плечи фрейлин. Но и их служебные обязанности не определялись никакими должностными инструкциями. Их главной задачей было повсеместное сопровождение императрицы и выполнение всех ее приказаний. Фрейлины сопровождали императриц во время прогулки, фрейлины развлекали ее гостей, а при случае могли и вынести ночной горшок за императрицей. И это не считалось зазорным.

Балы, богатые женихи, шикарные наряды и дорогущие украшения - к такому получала доступ фрейлина императрицы. Это ли не работа мечты? Какое "резюме" было необходимо для того, чтобы занять такую сладкую должность, и на что были готовы пойти конкурентки в борьбе за неё?

Жёсткая иерархия

"Постельные", "мамки", "нянюшки" и всевозможные помощницы у цариц и княжон были ещё со времён Рюриковичей, а то и раньше. Но официальные должности "придворные девки" получили при Петре I в 1722 году. Женские придворные должности были закреплены в "Табели о рангах" (закон, где квалифицировались военные, гражданские и придворные чины). Виной тому "командировки" Петра в Европу - во Франции Пётр подсмотрел дамскую иерархию двора.

В соответствии с "табелем" придворные дамы делились на: обер-гофмейстерин, жён действительных тайных советников, действительных статс-дам, действительных камер-девиц, гоф-дам, гоф-девиц, камер-девиц. Если гофмейстерины отвечали, например, за канцелярию императрицы, то камер-девицы могли заниматься в основном менее ответственными делами, но при этом имели доступ в покои государыни.

При Петре I и его супруге Екатерине табель строго не соблюдался. Окончательно перечень должностей и званий сложился в конце XVIII века.

Обер-гофмейстерина - заведовала придворным женским штатом и канцелярией императрицы, высшее звание

Гофмейстерина - представляла государыне дам, явившихся на аудиенцию. В праздничные дни надевала бархатное верхнее платье малинового цвета и белую юбку с золотым шитьём

Статс-дама - де-факто большую часть времени занималась маленькими детьми императора. Статс-дам можно было без проблем отличить в дни торжеств по бархатному зелёному платью с золотым шитьём и белой юбке

Камер-фрейлина - старшая придворная должность для незамужних. В её обязанности входило обслуживание "различных потребностей" императриц. Ходила в наряде, подобном статс-даме

Фрейлина - было званием, жалующимся наиболее часто

(1881 год: 189 фрейлин из 203 придворных дам). Камер-фрейлинами и фрейлинами могли быть только незамужние.

В XVIII веке фрейлинами становились в основном представительницы знатных фамилий. Обязательным условием к концу столетия стало "быть девицей". Как только девушка выходила замуж - её повышали в звании или, наоборот, разжаловали. Историк Павел Карабанов упоминает даже о пятилетних фрейлинах, "получивших" должность за заслуги отцов. Средний возраст таких "специалистов" сложился в XIX веке и составил 15–18 лет.

Требования

В первую очередь было необходимо родиться в знатной семье. Императрицы могли сделать исключение на такой "минус в резюме", но редко. Так, ко двору принимали, например, лучших студенток Смольного института благородных девиц. Только попасть в последний, а тем более заслужить там звание лучшей было неимоверно тяжело.

Сами же девушки должны были обладать обаянием, яркой внешностью (не всегда это было равно красивой). При отборе претенденток учитывались знание языков и придворного этикета, умение петь и играть на музыкальных инструментах, танцевать. Одним из требований было умение держать себя при дворе.

Периодически императрицы шли наперекор принятой системе и главным требованием считали не внешность или знания, а благонравность своих подчинённых. Так, фрейлина жены "царя-освободителя" Александра II (который отменил крепостное право в России) Анна Тютчева писала в своём дневнике, что двор правительницы в целом красотой или высокими манерами не отличался. Зато к большинству дам было не придраться в плане репутации (ну не нравились они мужчинам). Чаще к подобным мерам прибегали, чтобы удержать императора от очередного "похода налево". Помогало далеко не всегда.

Самая первая

Первой обер-гофмейстериной стала свояченица (сестра жены) фаворита Петра I Александра Меншикова. Варвара Арсеньева, как пишет историк Казимир Валишевский, не отличалась красотой (современники вспоминают о её горбатости), но имела много других завидных качеств. К примеру, была весела и общительна, чем забавляла царицу.

Что именно стало основным фактором, благодаря которому девушка попала ко двору, - неизвестно. Историки выделяют несколько возможных версий. Как отмечает Елена Майорова ("Личная жизнь Петра Великого", 2011), она была любовницей императора Петра I. Вильбуа описывает Варвару дурнушкой, но очень умной и злой. "Пётр любил всё необыкновенное. За обедом он сказал Варваре: "Не думаю, чтобы кто-нибудь пленился тобою, бедная Варя, ты слишком дурна; но я не дам тебе умереть, не испытавши любви". И тут же при всех повалил её на диван и исполнил свое обещание", - пишет он.

Она также была родственницей его фаворита Александра Меншикова. Кроме того, Екатерина I была не прочь иметь в своём штате хоть одну "страшненькую" фрейлину, чтобы сильнее выделяться на её фоне. А сама Екатерина, как пишут, была "не голливудской" внешности. Арсеньева была допущена до всех секретов императрицы и знала, наверное, даже больше, чем могло большинство придворных дам. Во дворце у неё даже были свои комнаты - "Варварины палаты".

Закончила, правда, она монахиней. Дело в том, что вскоре после смерти Петра I в 1725 году его фаворита отправили в ссылку в Берёзов "со всей фамилией". Варвара даже после трагедии, как отмечает Казимир Валишевский, оставалась влиятельной дамой при дворе. Поэтому инициаторы отправки Меншиковых в Сибирь насильно постригли её в монахини.

Любовница "на полставки"

Романы императоров и будущих правителей с фрейлинами были делом вполне обычным. При дворе живо обсуждали новую любовную историю, хотя ни у одной из них практически не было шансов закончиться свадьбой. Эти "милые интрижки" едва не приводили к крупным скандалам. К слову, Игорь Зимин упоминает, что у таких девушек даже было специальное звание - "дама для особых услуг".

Бытует легенда, что жена Петра I Екатерина специально содержала при дворе симпатичных девушек, чтобы все загулы любвеобильного супруга были под контролем. Причём попытки последовательниц императрицы поступить иначе и набрать "только страшненьких" не сильно меняли результат. Можно сказать, мода была такая - переспать с фрейлиной. А лучше не один раз.

Так, Николай I был в "определённых отношениях" с Варварой Нелидовой, а его отец - Павел I - с её теткой по имени Екатерина. Обе были фрейлинами при императрицах.

Дальше всех русских правителей в отношениях с любовницами пошёл император Александр II. Так, минимум три его романа с фрейлинами закончились громкими скандалами. Первый из них был около 1833 года, когда в тот момент ещё наследнику престола было 15 лет. Избранницей цесаревича стала фрейлина его матери, Александры Фёдоровны, Наталья Бороздина. Свидетельств о романе практически не сохранилось. Фрейлина Александра Смирнова-Россет писала в своих воспоминаниях, что девушку с "распоряжения императриц" выдали замуж за чиновника Министерства финансов Гавриила Каменского.

Следующая пламенная любовь с фрейлиной случилась у Александра в возрасте 20 лет, в 1838 году. И если прошлая фаворитка была дочерью русского генерала, то с родословной Калиновской всё обстояло значительно хуже. Во-первых, она была католичкой. Во-вторых, Ольга принадлежала к сравнительно знатному дворянскому роду в Польше. Тем временем Александр начал заикаться о своём намерении жениться, что вызвало шок в семье правителей: ну совсем неподходящей партией была фрейлина Калиновская. Итог: Александра вместе с воспитателем отправляют под предлогом учёбы в Европе искать себе невесту. На этом любовная история не заканчивается: когда Александр возвращается в Петербург в 30-х годах XIX века, роман вспыхивает с новой силой. Тогда за дело берётся отец Александра - император Николай I.

После нескольких (едва ли приятных) разговоров Калиновскую отлучают от двора и отправляют в Польшу. Там родственники не только принимают опальную фрейлину, но и выдают замуж за (внимание!) бывшего супруга её покойной сестры, богатейшего польского магната Иеренея Клеофаста Огинского. В браке у них даже рождается сын. В свою очередь, Александр в 1841 году женится на Марии Гессен-Дармштадтской, предложение которой было сделано во время поездок по Европе.

Казалось бы, на этом история должна закончиться, но… В 1857 году Александр II во время военных учений по случаю 150-летия Полтавской битвы знакомится с дочерью князя Михаила Долгорукова Екатериной. Самой девочке к тому моменту было десять лет. Знакомство прошло незаметно для царя, а вот в жизни ребёнка оставило неизгладимые впечатления. Через много лет в книге воспоминаний Екатерина писала, что не могла забыть Александра с первой минуты. Через два года умер её отец, "промотав" своё имение перед этим. Император узнал об этом и распорядился всю осиротевшую семью взять под свою опеку. Так, две сестры Долгоруковы по достижении подросткового возраста оказались в Смольном институте. В 1865 году 17-летнюю уже студентку представили императору.

Как ни странно, он её вспомнил. Завязался бурный роман, который через 14 лет (после смерти супруги-императрицы) перерос в… брак. Влюблённые были разного социального положения, а пятеро детей, рождённых Екатериной, не считались законными наследниками российского престола. После смерти царя в 1881 году Екатерина мигрировала в Ниццу, так как неприязнь знати к ней в России, по её словам, была слишком велика.

За царицей - хоть на смерть

Самоотверженность фрейлин порой просто поражала. Так, за любовь правительницы они бесстрашно могли отправиться за решётку или на верную смерть. В этом плане очень показательна история, например, Софьи Буксгевден, которая отправилась за царской семьёй в Тобольск и выжила только чудом.

Софья стала "сессионной" фрейлиной при императрице в 19 лет, в 1904 году: то есть девушек приглашали на определённое время, когда, к примеру, кто-то из основных фрейлин заболевал или были необходимы дополнительные силы. Так, первый "срок" Буксгевден был шесть недель. Потом - перерыв в семь лет.

В 1911 году девушка сопровождала семью во время их летнего отдыха на яхте "Штандарт". "Штатной единицей" она стала в 1912 году, когда получила от императрицы Александры Фёдоровны бриллиантовый шифр с вензелем (это произошло в честь 300-летия дома Романовых на престоле). Государыня даже дала ей произвище - Иза.

Так я отправилась в Царское Село. Моя мать снабдила меня бесконечным списком письменных инструкций. На другом листе был список "Не делать", подчёркнутый красным карандашом, - написала Софья в своих воспоминаниях

Когда в 1917 году царскую семью направили в ссылку в Тобольск, Софья решила следовать за ними. Она устроилась жить в частной съёмной квартире в городе. Дело в том, что фрейлину не пустили в тот дом, который снимал император.

Историки вспоминают, что Софья старалась ни на шаг не отходить от императрицы, только изредка уезжая ночевать домой. В 1918 году она отправилась в Екатеринбург. В дом Ипатьевых, где царскую семью расстреляли в июле 1918 года, Софью не пустили.

Позже в мемуарах Софья написала, что бежала из России через Сибирь, Японию и Северную Америку. Жила в Копенгагене, а затем в Лондоне.

Императрица не ошиблась в своей фрейлине. Иза Буксгевден последовала за царской семьёй в Сибирь и только чудом уцелела. Заняв денег у Сиднея Гиббса, она сумела пересечь Сибирь и через Китай выбраться в Англию, - пишет Игорь Зимин ("Детский мир императорских резиденций. Быт монархов и их окружение", 2010).

Любопытно, что не осталось ни одной фотографии после миграции Буксгевден. Сама бывшая фрейлина вспоминала, что её жизнь оборвалась в 1918 году.

Влияние

Сами фрейлины в мемуарах пишут, что их работа была совсем непростой. Нужно было постоянно иметь возможность "включиться в дела".

Надо было быть полностью в курсе дел двора. Надо было знать дни рождения важных особ, дни именин, титулы, ранги и т.п., и надо было уметь ответить на тысячу вопросов, которые государыня могла задать… Рабочий день был долгий, и даже в недели, свободные от дежурств, фрейлина должна была выполнять обязанности, которые не успевала выполнить дежурная, - писала в своих мемуарах приближённая Александры Фёдоровны (жены Николая II) Анна Вырубова.

Конечно, фрейлины были "опасными шпионами", так как знали всё об императрице - в том числе её настроение.

Преобладающей страстью в ней было желание знать новости и тайны двора раньше всех прочих, - пишет фрейлина Анна Тютчева про свою "коллегу" Нину Пилар, состоявшую при дворе жены Александра II, Марии Александровны. ("При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)", 1990).

Как пишут историки, с фрейлинами советовался едва ли не весь императорский двор. Особое значение они имели в конце XVIII - XIX веках. Ведь кто, как не приближённые государыни, знают, в каком настроении правитель, стоит ли к нему подходить. Да и обо всех возможных переменах при дворе "личные фрейлины" узнавали одними из первых. Только подружиться с ними было тяжело: не рисковали девушки тёплым местечком ради повода посплетничать.

Приближённость к императрице и прочие плюсы профессии налагали, с другой стороны, огромную ответственность и множество соблазнов. Так, у тех, кто имел доступ в покои императрицы, перед глазами было множество украшений, стоимость которых прямо упиралась в космос. Однажды камер-фрейлина жены Петра I Екатерины попалась на краже царских драгоценностей. При обыске у неё в комнате нашли бриллиантовые украшения и платья императрицы.

К этому прибавилось, что, как оказалось, Гамильтон не слишком следила за собственным языком и обсуждала со своим любовником - царским денщиком Иваном Орловым (личный слуга) - подробности из спальни государей. К тому же по двору ходили слухи, что она убила как минимум одного из своих новорождённых. По совпадению, он мог оказаться ребёнком не Орлова, а лично Петра. Проверить это уже не было возможности.

Марию Гамильтон казнили в 1719 году. Историки свидетельствуют, что Пётр поднял отрубленную голову, поцеловал её в губы, а после уехал прочь.

Вырубова Анна Александровна родилась 16 июля 1884 года, фрейлина императрицы Александры Федоровны, ближайшая и преданнейшая ее подруга, дочь обер-гофмейстера и главноуправляющего Его Императорского Величества канцелярии статс-секретаря А.С. Танеева. Пользовалась особым расположением царицы, была посредницей между царской семьей и Г.Е. Распутиным. В 1917 г. арестована и увезена из Царского Села богоборцами, заключена на 5 мес. В Петропавловскую крепость. Впоследствии неоднократно подвергалась арестам; выйдя из заключения, жила безвестно в Петрограде.

В 1920 г. бежала в Финляндию. 14 ноября 1923г., в Валаамском монастыре приняла постриг с именем Мария и провела в уединении 44 года. Умерла 20 июля 1964г. в возрасте 80 лет, похоронена в Хельсинки на православном кладбище. Оставила после себя книгу воспоминаний «Страницы моей жизни» - слова правды о Святой Царской Семье.

Страницы моей жизни. Анна Танеева (Вырубова).

Приступая с молитвой и чувством глубокого благоговения к рассказу о священной для меня дружбе с Императрицей Александрой Федоровной, я хочу сказать вкратце - кто я, и как могла я, воспитанная в тесном семейном кругу, приблизиться к моей Государыне.

Отец мой, Александр Сергеевич Танеев, занимал видный пост статс-секретаря и главноуправляющего Его Императорского Величества Канцелярии в продолжение двадцати лет. По странному стечению обстоятельств тот же самый пост занимали его дед и отец при Александре I, Николае I, Александре II и Александре III.

Дед мой, генерал Толстой, был флигель-адъютантом Императора Александра II, а его прадед был знаменитый фельдмаршал Кутузов. Прадедом матери был граф Кутаисов, друг Императора Павла I.

Несмотря на высокое положение моего отца, наша семейная жизнь была простая и скромная. Кроме служебных обязанностей весь его жизненный интерес был сосредоточен на семье и любимой музыке, - он занимал видное место среди русских композиторов. Вспоминаю тихие вечера дома: брат, сестра и я, поместившись за круглым столом, готовили уроки, мама работала, отец же, сидя у рояля, занимался композицией. Благодарю Бога за счастливое детство, в котором я почерпнула силы для тяжелых переживаний последующих лет. <...>

Образование мы, девочки, получили домашнее и держали экзамен на звание учительниц при округе. Иногда через отца мы посылали наши рисунки и работы Императрице, которая хвалила нас, но в то же время говорила отцу, что поражается, что русские барышни не знают ни хозяйства, ни рукоделия и ничем кроме офицеров не интересуются.

Воспитанной в Англии и Германии, Императрице не нравилась пустая атмосфера петербургского света, и она все надеялась привить вкус к труду. С этой целью она основала «Общество рукоделия», члены которого, дамы и барышни, обязаны были сработать не менее трех вещей в год для бедных. Сначала все принялись работать, но вскоре, как и ко всему, наши дамы охладели, и никто не мог сработать даже трех вещей в год. <...>

Жизнь при Дворе в то время была веселая и беззаботная. 17-ти лет я была представлена сперва Императрице-Матери в Петергофе в ее дворце. Сначала страшно застенчивая, - я вскоре освоилась и очень веселилась. В эту первую зиму я успела побывать на 22 балах, не считая разных других увеселений. Вероятно. Переутомление отозвалось на моем здоровье, - и летом, получив брюшной тиф, я была 3 месяца при смерти. Брат и я болели одновременно, но его болезнь шла нормально, и через 6 недель он поправился; у меня же сделалось воспаление легких, почек и мозга, отнялся язык, и я потеряла слух. Во время долгих мучительных ночей я видела как-то раз во сне о. Иоанна Кронштадтского, который сказал мне, что скоро будет лучше.

В детстве о. Иоанн Кронштадтский раза 3 был у нас и своим благодатным присутствием оставил в моей душе глубокое впечатление, и теперь, казалось мне, мог скорее помочь, чем доктора и сестры, которые за мной ухаживали. Я как-то сумела объяснить свою просьбу: позвать о. Иоанна, - и отец сейчас же послал ему телеграмму, которую он, впрочем, не сразу получил, так как был у себя на родине. В полузабытьи я чувствовала, что о. Иоанн едет к нам, и не удивилась, когда он вошел ко мне в комнату. Он отслужил молебен, положив епитрахиль мне на голову. По окончании молебна он взял стакан воды, благословил и облил меня, к ужасу сестры и доктора, которые кинулись меня вытирать. Я сразу заснула, и на следующий день жар спал, вернулся слух, и я стала поправляться.

Великая Княгиня Елизавета Феодоровна три раза навещала меня, а Государыня присылала чудные цветы, которые мне клали в руки, пока я была без сознания. <...>

В конце февраля 1905 года моя мать получила телеграмму от светлейшей княгини Голицыной, гофмейстерины Государыни, которая просила отпустить меня на дежурство - заменить больную свитскую фрейлину княжну Орбельяни. Я сейчас же отправилась с матерью в Царское Село. Квартиру мне дали в музее - небольшие мрачные комнаты, выходящие на церковь Знаменья. Будь квартира и более приветливой, все же я с трудом могла [бы] побороть в себе чувство одиночества, находясь в первый раз в жизни вдали от родных, окруженная чуждой мне придворной атмосферой.

Кроме того, Двор был в трауре. 4 февраля (здесь и далее все даты даны по старому стилю.  l- Ред.) был зверски убит Великий Князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор. По слухам, его не любили в Москве, где началось серьезное революционное движение, и Великому Князю грозила ежедневная опасность.

Великая Княгиня, несмотря на тяжелый характер Великого Князя, была бесконечно ему предана и боялась отпускать его одного. Но в этот роковой день он уехал без ее ведома. Услышав страшный взрыв, она воскликнула: «It is Serge». Она поспешно выбежала из дворца, и глазам ее представилась ужасающая картина: тело Великого Князя, разорванное на сотни кусков. <...>

Грустное настроение при Дворе тяжело ложилось на душу одинокой девушки. Мне сшили траурное черное платье, носила я и длинный креповый вуаль, как остальные фрейлины. <...>

По желанию Государыни главной моей обязанностью было проводить время с больной фрейлиной, княжной Орбельяни, которая страдала прогрессивным параличом. Вследствие болезни характер у нее был очень тяжелый. Остальные придворные дамы также не отличались любезностью, я страдала от их частых насмешек, - особенно они потешались над моим французским языком. <...>

Был пост, и по средам и пятницам в походной церкви Александровского дворца служили преждеосвященные литургии для Государыни. Я просила и получила разрешение бывать на этих службах. Другом моим была княжна Шаховская, фрейлина Великой Княгини Елизаветы Федоровны, только что осиротевшая. Всегда добрая и ласковая, она первая начала давать мне религиозные книги для чтения. <...>

Подошла Страстная неделя, и мне объявили, что дежурство мое кончено. Императрица вызвала меня в детскую проститься. Застала я ее в угловой игральной комнате окруженную детьми, на руках у нее был Наследник. Я была поражена его красотой - так он был похож на херувима: вся головка в золотых кудрях, огромные синие глаза, белое кружевное платьице. Императрица дала мне его подержать на руки и тут же подарила мне медальон (серый камень в виде сердца, окруженный бриллиантами) на память о моем первом дежурстве, и простилась со мной. <...>

Между мной и Государыней установились простые, дружеские отношения, и я молила Бога, чтобы Он помог мне всю жизнь мою положить на служение Их Величествам. Вскоре я узнала, что и Ее Величество желала приблизить меня к себе. <...>

<...> Мы начали играть с Императрицей в 4 руки. Я играла недурно и привыкла разбирать ноты, но от волнения теряла место, и пальцы леденели. Играли мы Бетховена, Чайковского и других композиторов. Вспоминаю наши первые разговоры у рояля и иногда до сна. Вспоминаю, как мало-помалу она мне открывала свою душу, рассказывая, как с первых дней ее приезда в Россию она почувствовала, что ее не любят, и это было ей вдвойне тяжело, так как она вышла замуж за Государя только потому, что любила его, и, любя Государя, она надеялась, что их обоюдное счастье приблизит к ним сердца их подданных. <...>

Не все сразу, но понемногу государыня рассказывала мне о своей молодости. Разговоры эти сблизили нас... другом я и осталась при ней, не фрейлиной, не придворной дамой, а просто другом Государыни Императрицы Александры Феодоровны. <...>

В семейном кругу часто говорили о том, что мне пора выйти замуж. <...> Среди других часто бывал у нас морской офицер Александр Вырубов. В декабре он сделал мне предложение. <...> Свадьба моя была 30 апреля 1907 года в церкви Большого Царскосельского Дворца. Я не спала всю ночь и встала утром с тяжелым чувством на душе. Весь этот день прошел как сон... Во время венчания я чувствовала себя чужой возле своего жениха... Тяжело женщине говорить о браке, который с самого начала оказался неудачным, и я только скажу, что мой бедный муж страдал наследственной болезнью. Нервная система мужа была сильно потрясена после японской войны - у Цусимы; бывали минуты, когда он не мог совладать с собой; целыми днями лежал в постели ни с кем не разговаривая. <...>

После года тяжелых переживаний и унижений несчастный брак наш был расторгнут. Я осталась жить в крошечном доме в Царском Селе, который мы наняли с мужем; помещение было очень холодное, так как не было фундамента и зимой дуло с пола. Государыня подарила мне к свадьбе 6 стульев, с ее собственной вышивкой, акварели и прелестный чайный стол. У меня было очень уютно. Когда Их Величества приезжали вечером к чаю, Государыня привозила в кармане фрукты и конфеты, Государь - «черри-бренди». Мы тогда сидели с ногами на стульях, чтобы не мерзли ноги. Их Величества забавляла простая обстановка. Чай пили с сушками у камина. <...>

Осенью 1909 года первый раз я была в Ливадии, любимом месте пребывания Их Величеств на берегу Черного моря... Жизнь в Ливадии была простая. Мы гуляли, ездили верхом, купались в море. Государь обожал природу, совсем перерождался; часами мы гуляли в горах, в лесу. Брали с собой чай и на костре жарили собранные нами грибы. Государь ездил верхом и ежедневно играл в теннис; я всегда была его партнером, пока Великие Княжны были еще маленькими...

Осенью заболел Наследник. Все во дворце были подавлены страданием бедного мальчика. Ничто не помогало ему кроме ухода и забот его матери. Окружающие молились в маленькой дворцовой церкви. Иногда мы пели во время всенощной и обедни: Ее Величество, старшие Великие Княжны, я и двое певчих из придворной капеллы. <...> К Рождеству мы вернулись в Царское Село. До отъезда Государь несколько раз гулял в солдатской походной форме, желая на себе самом испытать тяжесть амуниции. Было несколько курьезных случаев, когда часовые, не узнав Государя, не хотели впустить его обратно в Ливадию. <...>

Описывая жизнь в Крыму, я должна сказать, какое горячее участие принимала Государыня в судьбе туберкулезных, приезжавших лечиться в Крым. Санатории в Крыму были старого типа. После осмотров их всех в Ялте Государыня решила сейчас же построить на свои личные средства в их имениях санатории со всеми усовершенствованиями, что и было сделано.

Часами я разъезжала по приказанию Государыни по больницам, расспрашивая больных от имени Государыни о всех их нуждах. Сколько я возила денег от Ее Величества на уплату лечения неимущих! Если я находила какой-нибудь вопиющий случай одиноко умирающего больного, Императрица сейчас же заказывала автомобиль и отправлялась со мной лично, привозя деньги, цветы, фрукты, а главное - обаяние, которое она всегда умела внушить в таких случаях, внося с собой в комнату умирающего столько ласки и бодрости. Сколько я видела слез благодарности! Но никто об этом не знал - Государыня запрещала мне говорить об этом. <...>

В день «белого цветка» Императрица отправлялась в Ялту в шарабанчике с корзинами белых цветков; дети сопровождали ее пешком. Восторгу населения не было предела. Народ, в то время не тронутый революционной пропагандой, обожал Их Величества, и это невозможно забыть. <...>

Припоминаю наши поездки зимой в церковь ко всенощной. <...> Императрица потихоньку прикладывалась к иконам, дрожащей рукой ставила свечку и на коленях молилась; но вот сторож узнал - бежит в алтарь, священник всполошился; бегут за певчими, освещают темный храм. Государыня в отчаянии и, оборачиваясь ко мне, шепчет, что хочет уходить. Что делать? Сани отосланы. Тем временем вбегают в церковь дети и разные тетки, которые стараются, толкая друг друга, пройти мимо Императрицы и поставить свечку у той иконы, у которой она встала, забывая, зачем пришли; ставя свечи, оборачиваются на нее, и она уже не в состоянии молиться, нервничает...

Сколько церквей мы так объехали! Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и Государыня молилась - отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу никем не замеченная в углу темного храма. Возвращаясь в свои царские покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога.

Воспитанная при небольшом Дворе, Государыня знала цену деньгам и потому была бережлива. Платья и обувь переходили от старших Великих Княжон к младшим. Когда она выбирала подарки для родных или приближенных, она всегда сообразовывалась с ценами. <...>

Я лично никаких денег от Государыни не получала и часто бывала в тяжелом положении. Я получала от родителей 400 рублей в месяц. За дачу платили 2000 рублей в год. Я должна была платить жалование прислуге и одеваться так, как надо было при Дворе, так что у меня никогда не бывало денег. Свитские фрейлины Ее Величества получали 4 тысячи в год на всем готовом. Помню, как брат Государыни, Великий Герцог Гессенский, говорил Государыне, чтобы мне дали официальное место при Дворе: тогда-де разговоры умолкнут, и мне будет легче. Но Государыня отказала, говоря: «Неужели Императрица Всероссийская не имеет права иметь друга! Ведь у императрицы-Матери был друг - княгиня А. А. Оболенская, и Императрица Мария Александровна дружила с госпожой Мальцевой».

Впоследствии министр Двора граф Фредерикс говорил много раз с Ее Величеством о моем тяжелом денежном положении. Сперва Императрица стала мне дарить платья и материи к праздникам; наконец, как-то позвав меня, она сказала, что хочет переговорить со мной о денежном вопросе. Она спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. Вышло 270 рублей в месяц. Ее Величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства Двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число.

После революции во время обыска нашли эти конверты с надписью «270 рублей» и наличными 25 рублей. После всех толков как были поражены члены Следственной Комиссии. Искали во всех банках и ничего не нашли! Ее Величество последние годы платила 2 тысячи за мою дачу. Единственные деньги, которые я имела, были те 100 000 рублей, которые я получила за увечье от железной дороги. На них я соорудила лазарет. Все думали, что я богата, и каких слез стоило мне отказывать в просьбе о денежной помощи - никто не верил, что у меня ничего нет. <...>

Мирно и спокойно для всех начался 1914 год, ставший роковым для нашей бедной Родины и чуть ли не для всего мира. Но лично у меня было много тяжелых переживаний; Государыня без всякого основания начала меня сильно ревновать к Государю. <...>

<...> Считая себя оскорбленною в своих самых дорогих чувствах, Императрица, видимо, не могла удержаться от того, чтобы не излить свою горечь в письмах к близким, рисуя в этих письмах мою личность далеко не в привлекательных красках.

Но, слава Богу, наша дружба, моя безграничная любовь и преданность Их Величествам победоносно выдержали пробу и, как всякий может усмотреть из позднейших писем Императрицы в том же издании, а еще более из прилагаемых к этой книге, «недоразумение продолжалось недолго, а потом бесследно исчезло» и в дальнейшем глубоко дружественные отношения между мною и Государыней возросли до степени полной несокрушимости, так что уже никакие последующие испытания, ни даже самая смерть - не в силах разлучить нас друг с другом. <...>

Дни до объявления войны были ужасны; видела и чувствовала, как Государя склоняют решиться на опасный шаг; война казалась неизбежной. Императрица всеми силами старалась удержать его, но все ее разумные убеждения и просьбы ни к чему не привели. Играла я ежедневно с детьми в теннис; возвращаясь, заставала Государя бледного и расстроенного. Из разговоров с ним я видела, что и он считает войну неизбежной, но он утешал себя тем, что война укрепляет национальные и монархические чувства, что Россия после войны станет еще более могучей, что это не первая война и т. д. <...>

Переехали в Царское Село, где Государыня организовала особый эвакуационный пункт, в который входило около 85 лазаретов в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Луге, Саблине и других местах. Обслуживали эти лазареты около 10 санитарных поездов ее имени и имени детей. Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов, Императрица решила лично пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими Великими Княжнами и со мной. Преподавательницей Государыня выбрала княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведовавшую Дворцовым госпиталем... Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны. <...>

Выдержав экзамен, Императрица и дети, наряду с другими сестрами, окончившими курс, получили красные кресты и аттестаты на звания сестер милосердия военного времени... Началось страшно трудное и утомительное время... В 9 часов утра Императрица каждый день заезжала в церковь Знамения, к чудотворному образу, и уже оттуда мы ехали на работу в лазарет. Наскоро позавтракав, весь день Императрица посвящала осмотру других госпиталей. <...>

Вскоре после событий, рассказанных мною, произошла железнодорожная катастрофа 2 января 1915 года. Я ушла от Государыни в 5 часов и с поездом 5.20 поехала в город... Не доезжая 6 верст до Петербурга, вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь о землю; ноги же запутались, вероятно, в трубах отопления, и я почувствовала, как они переломились. На минуту я потеряла сознание. Когда пришла в себя, вокруг была тишина и мрак.

Затем послышались крики и стоны придавленных под развалинами вагонов раненных и умирающих. Я сама не могла ни пошевельнуться, ни кричать; на голове у меня лежал огромный железный брус и из горла текла кровь. Я молилась, чтобы скорее умереть, так как невыносимо страдала... Четыре часа я лежала на полу без всякой помощи. Прибывший врач, подойдя ко мне, сказал: «Она умирает, ее не стоит трогать!» Солдат железнодорожного полка, сидя на полу, положил мои сломанные ноги к себе на колени, покрыл меня своей шинелью (было 20 градусов мороза), так как шуба моя была изорвана в куски. <...>

Помню, как меня пронесли через толпу народа в Царском Селе, и я увидела Императрицу и всех Великих Княжон в слезах. Меня перенесли в санитарный автомобиль, и Императрица сейчас же вскочила в него; присев на пол, она держала мою голову на коленях и ободряла меня; я же шептала ей, что умираю. <...> Последующие шесть недель я день и ночь мучилась нечеловеческими страданиями.

Железная дорога выдала мне за увечье 100 000 рублей. На эти деньги я основала лазарет для солдат-инвалидов, где они обучались всякому ремеслу; начали в 60 человек, а потом расширили до 100. Испытав на опыте, как тяжело быть калекой, я хотела хоть несколько облегчить им жизнь в будущем. Ведь по приезде домой на них в семьях стали бы смотреть как на лишний рот! Через год мы выпустили 200 человек мастеровых, сапожников, переплетчиков. Лазарет этот сразу удивительно пошел... впоследствии, может быть не раз, мои милые инвалиды спасали мне жизнь во время революции. Все же есть люди, которые помнят добро.

Трудно и противно говорить о петроградском обществе, которое, невзирая на войну, веселилось и кутило целыми днями. Рестораны и театры процветали. По рассказам одной французской портнихи, ни в один сезон не заказывалось столько костюмов, как зимой 1915-1916 годов, и не покупалось такое количество бриллиантов: война как будто не существовала.

Кроме кутежей общество развлекалось новым и весьма интересным занятием - распусканием всевозможных сплетен про Государыню Александру Феодоровну. Типичный случай мне рассказывала моя сестра. Как то к ней утром влетела госпожа Дерфельден со словами: «Сегодня мы распускаем слухи на заводах, что Императрица спаивает Государя, и все этому верят». Рассказываю об этом типичном случае, так как дама эта была весьма близка к великокняжескому кругу, который сверг Их Величества с престола и неожиданно их самих. <...>

Атмосфера в городе сгущалась, слухи и клевета на Государыню стали принимать чудовищные размеры, но Их Величества, и в особенности Государь, продолжали не придавать им никакого значения и относились к этим слухам с полным презрением, не замечая грозящей опасности. <...>

Как часто я видела в глазах придворных и разных высоких лиц злобу и недоброжелательность. Все эти взгляды я всегда замечала и сознавала, что иначе не может быть после пущенной травли и клеветы, чернившей через меня Государыню.

<...> Мы уехали в Ставку навестить Государя. Вероятно, все эти именитые иностранцы, проживавшие в Ставке, одинаково работали с сэром Бьюкененом (посол Англии. - Ред.). Их было множество: генерал Вильямс со штабом от Англии, генерал Жанен от Франции, генерал Риккель - бельгиец, а также итальянские, сербские и японские генералы и офицеры. Как-то раз после завтрака все они и наши генералы и офицеры штаба толпились в саду, пока Их Величества разговаривали с приглашенными. Сзади меня иностранные офицеры громко разговаривая, обзывали Государыню обидными словами и во всеуслышание делали замечания... Я отошла, мне стало почти дурно.

Великие Князья и чины штаба приглашались к завтраку, но Великие Князья часто «заболевали» и к завтраку не появлялись во время приезда Ее Величества; «заболевал» также генерал Алексеев (начальник штаба. - Ред.). Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня же мучилась, не зная, что предпринять. <...> Я же лично постоянно угадывала разные оскорбления, и во взглядах, и в «любезных» пожатиях руки и понимала, что злоба эта направлена через меня на Государыню. <...>

Среди неправды, интриг и злобы было, однако, и в Могилеве одно светлое местечко, куда я приносила свою больную душу и слезы. То был Братский монастырь. За высокой каменной стеной на главной улице - одинокий белый храм, где два-три монаха справляли службу, проводя жизнь в нищете и лишениях. Там находилась чудотворная икона Могилевской Божией Матери, благой лик которой сиял в полумраке бедного каменного храма. Я каждый день урывала минутку, чтобы съездить приложиться к иконе.

Услышав об иконе, Государыня также ездила раза два в монастырь. Был и Государь, но в наше отсутствие. В одну из самых тяжелых минут душевной муки, когда мне казалась близка неминуемая катастрофа, помню я отвезла Божией Матери свои бриллиантовые серьги. По странному стечению обстоятельств, единственную маленькую икону, которую мне разрешили потом иметь в крепости, была икона Божией Матери Могилевской, - отобрав все остальные, солдаты швырнули мне ее на колени. Сотни раз в день и во время страшных ночей я прижимала ее к груди. <...>

На душе становилось все тяжелее и тяжелее; генерал Воейков жаловался, что Великие Князья заказывают себе поезда иногда за час до отъезда Государя, не считаясь с ним, и если генерал отказывал, то строили против него всякие козни и интриги. <...>

Я ежедневно получала грязные анонимные письма, грозившие мне убийством и т. п. Императрица, которая лучше нас всех понимала данные обстоятельства, как я уже писала, немедленно велела мне переехать во дворец, и я с грустью покинула свой домик, не зная, что уже никогда туда не возвращусь. По приказанию Их Величеств с этого дня каждый мой шаг оберегался. При выездах в лазарет всегда сопутствовал мне санитар Жук; даже по дворцу меня не пускали ходить одной. <...>

Мало-помалу жизнь во дворце вошла в свою колею. Государь читал по вечерам нам вслух. На Рождество (1917 года. - Ред.) были обычные елки во дворце и в лазаретах; Их Величества дарили подарки окружающей свите и прислуге; но Великим Князьям в этот год они не посылали подарков. Несмотря на праздник, Их Величества были очень грустны: они переживали глубокое разочарование в близких и родственниках, которым ранее доверяли и которых любили, и никогда, кажется, Государь и Государыня Всероссийские не были так одиноки, как теперь. Преданные их же родственниками, оклеветанные людьми, которые в глазах всего мира назывались представителями России, Их Величества имели около себя только несколько преданных друзей да министров, ими назначенных, которые все были осуждены общественным мнением... Государя постоянно упрекают в том, что он не умел выбирать себе министров.

В начале своего царствования он брал людей, которым доверял его покойный отец, Император Александр III. Затем брал по своему выбору. К сожалению, война и революция не дали России ни одного имени, которое с гордостью могло бы повторить потомство...мы, русские, слишком часто виним в нашем несчастье других, не желая понять, что положение наше - дело наших же рук, мы все виноваты, особенно же виноваты высшие классы. Мало кто исполняет свой долг во имя долга и России. Чувство долга не внушалось с детства; в семьях дети не воспитывались в любви к Родине, и только величайшее страдание и кровь невинных жертв могут омыть наши грехи и грехи целых поколений. <...>

Фрагменты книги печатаются по тексту,
подготовленному Ю. Рассулиным для издательства «Благо» в 2000 г.

Тропарь

Пред иконою Царский крест Русь Святую осеняющий

Глас 5:

Царским крестом осененнии,/Престолу Царя Царей во славе небесней предстоите,/святии Царственнии великомученицы,/пророче Божий и чудотворче Григорие,/честная мати монахине Марие;/житием святым Богу угодивши/и крестныя муки, яко агнцы, смиренно претерпевши,/молите Христа Бога со всеми святыми/народ святорусский покаянием очистити/и даровати нам на последняя времена/Царя Православного и служение царское,/яко крест спасения,//и душам нашим велию милость.

Фрейлина - младшее придворное женское звание в послепетровской России. Давалось представительницам знатных дворянских фамилий. Фрейлины составляли свиту императриц и великих княгинь.

Хотя, стоит внести небольшую поправку: фрейлиной могла стать и девушка из бедной семьи, сирота. Это становилось возможным, если та была лучшей выпускницей института благородных девиц, чаще всего Смольного. Одним из главных требований было идеальное знание этикета, а так же способности к пению, рисованию и рукоделию- эдакая «европейская гейша». Чаще всего императрицы отбирали фрейлин самостоятельно, но не редкими были и случаи, когда их «проталкивали», как бы сказали сейчас, через знакомства. Уйти из должности фрейлины можно было либо по собственному желанию (что случалось крайне редко), либо выйдя замуж.

Ранги

Они тоже имели место быть. Самой младшей была фрейлина . Ей могла стать девушка 14-20 лет, обязательно незамужняя. В 1826 году император Николай I установил комплектность фрейлин-36 девушек. При этом, одна часть из них называлась «свитными» и должна была состоять при императрицах и княгинях постоянно, проживая во дворце, из числа «свитных» назначались воспитатели княжон. Другая часть появлялась при дворце лишь тогда, когда это было необходимо: торжества, приёмы, балы и т.д.

Более высокого ранга- камер-фрейлны, удостаивались всего 2-5 барышень, они были приближены к императрицы более тесно. Это те женщины, которые «засиделись» во фрейлинах в течение длительного времени. Приравнивались к статс-дамам.

*камер-фрейлина А.А.Окулова

Статс-дамы - это жены крупных чинов, многие из них имели какие-либо награды, тем самым являясь «кавалерственными дамами». Никаких обязанностей при дворе они не имели, присутствовали лишь на церемониях (да и то не в принудительном порядке), в остальное же время были в «отпусках».

Внешний вид

На левой стороне груди фрейлины были обязаны носить шифр - золотой вензель императрицы, покрытый бриллиантами. Это был знак отличия, чин, гордость для каждой девушки. Вручался он исключительно из рук императрицы в неофициальной обстановке. Нарушила традицию вручения штифтов лишь императрица Александра Федоровна в начале 1900-х годов, чем вызвала еще большую ненависть к себе российской аристократии.

В зависимости от того, кому прислуживали фрейлины, их наряды были различными:

штатс-дамы и Камер-фрейлины носили верхнее бархатное зеленое платье, с золотым шитьем по низу и борту, у наставниц платье было синего цвета, у фрейлинам Ее Величества -пунцового, у фрейлин Великой Княгини того же цвета, но уже с шитьем серебряным, оно же было и у фрейлин Великизх Княжон в сочетании с голубым платьем, у гофмейстринам при фрейлинах верхнее платье имело малиновый цвет.

Тем дамам, которые приезжали ко двору , давали чуть большую свободу выбора: платье могло иметь абсолютно любую расцветку и шитье (только не копирующее то, что было у дам придворных), но по фасону лишь то, которое было установлено. Голову должны были в обязательном порядке украшать повойник, повизка или кокошник с вуалем.

Естественно, наряд менялся с каждой новой императрицей: фасон, шитье, цвета, различались платья и в зависимости от мероприятия, на которое одевались. Но в одном сходятся все историки: наряды фрейлин Российской Империи было непревзойденными! Ни в одной другой стране они не выглядели настолько шикарно и богато!

Жилище

Чем не более благородным было происхождение фрейлины, тем более шикарной была ее комната. Те девушки, которые не имели громкого имени, жили очень скромно: маленькие помещения, окрашенные в серый цвет, деревянная перегородка, которая разделяла пространство на две части, старая мебель, которая сводилась к минимуму. Фрейлинский коридор находился в южной половине на третьем этаже Зимнего дворца, и состоял из нескольких таких комнат. Знатные же барышни жили поблизости от императорских покоев и имели в них интерьер гораздо более дорогой и богатый. Были и те счастливицы, которым Ее Величество жаловала целую квартиру : она находилась во дворце и имела гостиную, спальню, ванную и даже комнату для горничной. Кроме личной служанки таким фрейлинам полагались лакей, кучер, пара лошадей и карета. Им же предоставляли еду с царского стола, это были лучшие блюда, которые только можно было представить: утром девушке приносили меню, чтобы та могла сделать выбор.

Но не нужно думать, что фрейлинам из бедных семей жилось плохо : по сравнению с теми условиями, которые ждали их дома, условия при дворце казались сказкой: все было скромно, но в достатке. К тому же, имела место негласная «карьерная лестница»: стоило лишь понравится Императрице и условия проживания, и жалование становились в разы лучше.

Обязанности

Фрейлины были свитой Ее Величества, а, потому, были обязаны всегда и везде сопровождать императрицу. Существовал определенный «график работы»: девушки дежурили по трое в течение недели, при этом, время распределяли так, чтобы одна из них ВСЕГДА находилась в течение суток рядом с Ее Величеством. В список обязанностей фрейлин входили следующие:

-сопровождение на прогулках и торжественных выходах, в поездках и т.д.;

-чтение ля императрицы книг вслух, игры в шахматы, карты, бадминтон и т.п.-то есть находить интересные занятия, игры;

-отвечать на письма под диктовку императрицы, писать телеграммы, поздравительные открытки;

-развлекать гостей, «радовать глаз» на приемах;

-играть на фортепиано, петь, танцевать и т.д.

Кроме этого, фрейлины должны были быть в курсе всех дворцовых событий, дел, знать наизусть всех приближенных императорской семьи, даты и дни рождения, новости о именитых семействах-на любой вопрос императрицы девушки должны были дать точный и верный ответ, если этого не случалось, могли возникнуть серьезные проблемы.

Поблажек не делалось даже новичкам: спрашивали с них ровно столько же, сколько с «бывалых». То есть, стоило девушке обрести статус «фрейлины», как в тот же момент императрица могла спросить «А как зовут сына кузена моего, что родился около двух часов назад?». Ответ «не знаю» для фрейлины был просто недопустим.

Несмотря на то, что «график работы» имел место быть, был он все-таки условным, так какв любой момент императрица могла позвать любую фрейлину и дать ей поручение. Это было против правил, но, тем не менее, имело место быть. Поэтому, девушки практически не имели собственной жизни, не могли делать то, что хотели, а выполняли лишь то, что желала Государыня. Они не могли перечить, строить планы, потому что во время их службы при дворе, становились некими «золотыми рабынями»: ехали туда, куда приказывала правительница, общались с теми, кого выбирала она, делали то, что им приказывалось. Не редкими бывали и случаи, когда провинившуюся за что-либо фрейлину отправляли в ссылку: иногда в место более-менее людное, а, порой, в самую глушь, на время или на всю оставшуюся жизнь.

Преимущества

Не смотря на практически полное отсутствие свободы, стать фрейлиной мечтала чуть ли не каждая девушка. Так почему же? Во-первых, фрейлина попадала под покровительство императрицы , а это дорогого стоило. Она находилась рядом с самой властной женщиной страны, а, посему, могла надеяться на свою безопасность и обеспеченность. Фрейлинам выплачивалось жалование в зависимости от ранга: от 1000 до 4000 рублей в год. При этом, они находились на полном государственном обеспечении: проживали во дворце, ели и одевались, путешествовали и посещали самые громкие торжества, не заплатив за это и копейки.

Во-вторых, стать фрейлиной означало удачно выйти замуж: вращаясь в высших кругах страны, девушки могли рассчитывать на самую «выигрышную партию». Нередко мужа для фрейлины подбирала императрица, а это было гарантией благосостояния жениха и его высокого ранга. К свадьбе фрейлина получала весьма щедрый подарок «от дворца» 10-14 тыс. рублей, одежду, драгоценности, предметы обихода и т.п.

Некоторые так и оставались старыми дамами и жили в чину до кона своих дней. Как правило, к ним монархи очень привыкали и считали, если не членами семьи, то точно близкими к ним. Многие из таких фрейлин становились воспитателями императорских детей.

«Скрытая» сторона красивой жизни

О, так называемых, «неофициальных» обязанностях фрейлин знали все, но говорить об этом было не принято. Как правило, девушек-фрейлин выбирали как императрица, так и сам император (это было не его делом, но случаев, когда Его Высочество протежировало даму, не мало). Понятное дело, что выбор последнего делался для того, чтобыобеспечить себя приглянувшийся «забавой», жены их прекрасно знали об этом, но, молча принимали данный факт. Бывало, фрейлины служили «подарком на ночь» для знатных гостей императорского дома, либо, становились любовницам самих правителей, хотели они этого или нет. Для тех девушек, которые происходили из рода известного, подобная "судьба" была оскорбительной, но отказаться от ухаживаний они не могли. Часто плучали их и от подростающий сыновей монархической семьи, которые, в силу своего полового развития, не могли обойти стороной красивых и статных молодых девушек при дворе.

Истории известно большое количество фрейлин, не задержавшихся в этом чине. Их называли «дамами для особых услуг» : девушек, которые приглянулись мужчинам из императорской семьи. «Наигравшись» их снимали с должности, чтобы не распускать лишних слухов, что, в принципе, было безуспешно.

Общественность постоянно судила об «императорских оргиях» , в которых участвовали фрейлины, а был и известный случай с императрицей Александрой Федоровной и ее фрейлиной Анной Вырубовой, которым приписывали лесбиянство: слишком близки были эти женщины, да и свидетели не раз видели, как ночью те уединялись в спальне. Несмотря на клятвы духовного отца при дворе в том, что «все это враки», подозрения так и преследовали императрицу до конца ее дней.

Среди фрейлин было не мало тех фамилий, которые в настоящее время известны каждому: Тютчева, Ушакова, Шувалова, Толстая, Голицина, Нарышкина и т.п . Каждый родитель мечтал о том, что пристроить свою дочь ко двору, грезили об этом и они сами. Но на деле оказывалось, что жизнь эта приторно-скучна и однообразна: императорские будни, переносимые фрейлинами в прямом смысле «на ногах», сменялись торжественными приемами и балами, и так по кругу. Это ведь не жизнь, а сказка! -могут подумать многие. Да, но только концом это небылицы фрейлины мечтали увидеть красивое замужество и выход из рядов, прислуживающих императрице, а на деле сказка могла превратиться в повесть длинную в целую жизнь: целая жизнь отсутствия полной свободы, сменяющихся громких балов и тишины дворцовых комнат, целая жизнь в золотой клетке, в звании «фрейлина».

Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 2 Зимин Игорь Викторович

Судьбы фрейлин

Судьбы фрейлин

Фрейлина С. Орбелиани

Судьбы фрейлин подчас были весьма причудливы, и эта непредсказуемость отчасти вызывалась их близостью к императорской семье. Весьма примечательна в этом отношении биография фрейлины последней императрицы Александры Федоровны – Софьи Орбелиани.

Александре Федоровне было свойственно четкое разделение окружавших ее людей на «своих» и «чужих». «Свои» входили в число ее личных друзей, насколько это было возможно при ее положении. Надо отдать императрице должное – своим друзьям она была верна до конца в буквальном смысле. Весьма показательна в этом отношении судьба фрейлины Софьи Орбелиани.

Софья родилась в 1875 г. и была единственной дочерью князя Ивана Орбелиани и княгини Марии Святополк-Мирской. О степени влияния этого семейства говорит тот факт, что брат матери являлся министром внутренних дел империи в 1904–1905 гг., то есть занимал один из самых высоких министерских постов в бюрократической структуре Российской империи. В свою очередь, отец Софьи происходил из древней кавказской аристократической семьи.

Софья унаследовала от своих кавказских предков независимость и бесстрашие характера, что проявлялось в различных полуспортивных развлечениях при дворе молодой императрицы. Прежде всего она была прекрасной наездницей, при этом отличалась веселым и открытым характером. Подобно многим молодым аристократкам, Софья прекрасно владела иностранными языками, хорошо рисовала, отлично танцевала, играла на пианино и пела.

В 1898 г. фрейлина императрицы княгиня М. Барятинская вышла замуж. В окружении Александры Федоровны появилось вакантное место штатной фрейлины. Новое назначение состоялось в результате подспудной борьбы влияний при дворе. Близкий тогда к императорской семье великий князь Александр Михайлович, друг детства Николая II, женатый на его младшей сестре Ксении, предложил на вакантное место 23-летнюю Софью Орбелиани. Он считал, что веселая и независимая девушка, не вовлеченная в придворные интриги, будет идеальной компаньонкой для болезненно замкнутой императрицы. В результате сложных, многоходовых комбинаций Софья заняла место штатной фрейлины в 1898 г.

Новая фрейлина, маленького роста, белокурая, с правильными чертами лица, отличалась незаурядным умом, любила спорт и обладала замечательными музыкальными способностями. Баронесса Софья Буксгевден отмечала в мемуарах, что Орбелиани при этом обладала прекрасным чувством юмора и была способна вызывать любовь всех, кто соприкасался с ней 417 .

Один из современников вспоминал впоследствии, что Орбелиани «была большой спортсменкой, она чудно ездила верхом и великолепно играла в теннис. Это был настоящий живчик, веселый, вечно в движении, всегда готовый на всё, где можно было показать свою ловкость и лихость» 418 .

После «смотрин» Софья была назначена в число фрейлин Александры Федоровны. Сложившееся окружение императрицы весьма ревниво отнеслось к новенькой: так, руководитель одного из подразделений императорской охраны А. И. Спиридович назвал ее «некультурной девочкой с Кавказа», но при этом отмечал ее жизнерадостность, разбавлявшую постную придворную атмосферу. Императрица Александра Федоровна быстро привязалась к новой фрейлине, чему в немалой степени способствовала «восточная преданность» Софьи своей новой хозяйке. А императрица весьма чутко и, как правило, безошибочно угадывала эту искреннюю преданность, столь редкую в среде придворной аристократии. При этом, по воспоминаниям графини Буксгевден, Софья позволяла себе говорить императрице правду в глаза, как бы она горька ни была.

Молодые женщины часто полдня проводили, играя в четыре руки на фортепиано. Очень быстро Софья стала ближайшей наперсницей императрицы. С подачи великого князя Александра Михайловича она пыталась традиционными способами преодолеть трагическую замкнутость императрицы, устраивала музыкальные вечера на половине своей хозяйки, приглашая женский бомонд столицы. Иногда императрица сама играла на этих импровизированных концертах.

В октябре 1903 г. фрейлина Софья Орбелиани сопровождала императорскую семью в Дармштадт, где они присутствовали на свадьбе племянницы Александры Федоровны – Алисы Баттенбергской и Георга Греческого, с которым Николай II был близко знаком еще со времен путешествия 1891 г.

Во время этого визита Софья заболела, у нее поднялась температура. Императрица, несмотря на обилие официальных и неофициальных мероприятий, по два-три раза в день посещала свою подругу, которую лечили придворные врачи ее брата – герцога Гессен-Дармштадтского. Такое внимание императрицы к фрейлине многими в ее окружении было воспринято как нарушение придворного этикета.

Именно немецкие медики пришли к заключению, что Софья Орбелиани неизлечимо больна: в перспективе ее ожидали постепенное ограничение подвижности, инвалидное кресло, а затем полный паралич и смерть. Зная это, императрица Александра Федоровна не оставила свою фрейлину. В Александровском дворце, который с 1905 г. стал постоянной императорской резиденцией, на втором этаже Свитской половины (правое крыло) Софье Орбелиани была отведена квартира из трех комнат (№ 65, 66 и 67).

Все расходы по ее лечению и содержанию Александра Федоровна взяла на себя. Для императрицы, довольно скупой женщины, это значило много. Естественно, по состоянию здоровья Софья не могла выполнять обязанности фрейлины, но Александра Федоровна отказалась принять ее отставку – образно говоря, за Орбелиани была сохранена ее штатная ставка. Для заболевшей фрейлины «были сконструированы специальные экипажи и прочие приспособления, так что она могла вести обычную жизнь, как если бы была здорова, и всюду сопровождать императрицу в ее поездках» 419 .

Александра Федоровна посещала Софью ежедневно. Строгий к императрице высший свет осуждал это проявление человеческих чувств. По свидетельству А. И. Спиридовича, упреки сводились к тому, что для царских дочерей совершенно не полезно жить рядом с умирающей женщиной. Но Александра Федоровна в свойственной ей высокомерной манере холодно игнорировала все упреки.

Вместе с тем не стоит преувеличивать привязанность императрицы к своей фрейлине. Конечно, как человек и уж тем более как императрица она вела себя очень достойно. Но жизнь продолжалась, и рядом с ней появилась новая подруга – Анна Вырубова.

Как происходила «смена караулов», видно из опубликованных дневниковых записей Николая II. За весь 1904 г. Софью Орбелиани только дважды приглашали к императорскому столу (23 марта к завтраку и 28 апреля к обеду). Надо заметить, что очень немногие штатные фрейлины удостаивались этой чести. В конце ноября 1904 г. при Александре Федоровне появилась новая штатная фрейлина – баронесса София Карловна Буксгевден, которой Софья Орбелиани начала «сдавать дела».

22 сентября 1905 г. к императорскому столу впервые была приглашена, как записал в дневнике Николай II, «А. А. Танеева». Но в эту осень Софью Орбелиани продолжали приглашать к столу (к обеду – 9 октября, 15 ноября, 27 ноября). В начале 1906 г. все оставалось по-прежнему, Орбелиани присутствовала на обедах 7 февраля, 14 марта, 3 июля, 28 августа. 21 октября новая и старая подруги императрицы почти пересеклись. В этот день Анна Танеева завтракала, а Софья Орбелиани с княгиней Оболенской – обедали. После этого дня Софью к столу больше не приглашали. Ее место с 23 ноября 1906 г. прочно заняла Анна Вырубова, как ее начал называть в дневниках император.

Тем не менее Софья, как могла, старалась быть полезной своей хозяйке, по мере возможности выполняя фрейлинские обязанности, а после того как окончательно слегла, разбирала многочисленную корреспонденцию императрицы. Со временем она передала свои обязанности Софии Буксгевден и посвятила ее во все нюансы отношений придворного мира Царского Села. Они подружились, и С. Буксгевден много времени проводила в ее комнатах.

Девять долгих лет императрица делала все, чтобы облегчить жизнь умиравшей фрейлины. За это время в жизни императрицы изменилось многое. Появилась новая задушевная подруга – Анна Вырубова, но и старую подругу, раз и навсегда причисленную к «своим», она не забывала. Примечательно, что об этих отношениях мало кто знал: Распутин и Вырубова в глазах досужего света совершенно заслонили Орбелиани. Для столичного бомонда она уже давно умерла. Когда в декабре 1915 г. врачи сообщили, что конец близок, Александра Федоровна практически не отходила от своей умирающей подруги. Софья Орбелиани скончалась буквально на руках императрицы.

Все заботы о похоронах фрейлины императрица взяла на себя. На отпевании Александра Федоровна присутствовала в форме сестры милосердия. Фрейлина С. К. Буксгевден свидетельствовала, что видела, как императрица, сидя у гроба своей подруги, гладила ее волосы в последние минуты, перед тем как гроб закрыли.

Фрейлина С. К. Буксгевден

Еще одной фрейлиной, ставшей достаточно близкой к императорской семье, являлась София Карловна Буксгевден. Впервые она появилась в Александровском дворце 28 ноября 1904 г., но только с 1913 г. вошла в так называемый «ближний круг» императрицы Александры Федоровны. Свидетельством этого стало ее прозвище Иза. Фрейлина упоминала, что она прожила в Александровском дворце Царского Села с 1913 по 1917 г., причем ее «комната соединялась коридором с апартаментами великих княжон» 420 .

Это была высокая, довольно плотная, темноволосая, не очень привлекательная женщина. У нее имелись свои слабости – София Карловна много курила, но при этом она разделяла увлечение Николая II большим теннисом и ходила на байдарке.

С. К. Буксгевден умела расположить к себе и, что особенно важно, была искренне преданна императорской семье. Она являлась, пожалуй, единственной из фрейлин, посвященной в семейные тайны монаршей четы. Надо заметить, что Александра Федоровна была достаточно осторожна в отношениях со своими фрейлинами, поскольку понимала, что они прежде всего служат во дворце. С. К. Буксгевден писала: Александра Федоровна «считала недопустимым вступать в дружеские отношения со своими фрейлинами, поскольку ей казалось, что особая симпатия, высказанная какой-либо одной, может вызвать чувство ревности другой… между нами и императрицей всегда существовала определенная дистанция, которую никому не было дозволено переходить. И лишь когда ее фрейлины прекращали свою службу при дворе (так было с княгиней Барятинской или с Соней Орбелиани, которая стала инвалидом), императрица могла позволить себе высказать им то расположение, которое она всегда к ним чувствовала» 421 .

«Своим» императрица позволяла и некоторую «оппозиционность». Так, Иза Буксгевден отрицательно относилась к Распутину, что для императрицы не было секретом. Но она знала, что Иза ее не предаст и не будет источником каких-либо слухов.

Императрица не ошиблась в своей фрейлине. Иза Буксгевден последовала за царской семьей в Сибирь и только чудом уцелела. Заняв денег у Сиднея Гиббса, она сумела пересечь Сибирь и через Китай выбраться в Англию, которая стала для нее вторым домом. В 1920-х гг. она написала две книги о своей жизни в Царском Селе. Еще одну книгу она посвятила своей царственной подруге – императрице Александре Федоровне, в которой опровергла множество легенд, которыми было насыщено общественное сознание того времени. Вместе с тем она не впала в простое восхваление, ей, пожалуй, первой удалось создать объективный и честный портрет последней русской императрицы, сложной и противоречивой женщины.

Фрейлина А. А. Вырубова

Анна Александровна Вырубова, в девичестве Танеева, родилась в 1884 г. во влиятельной семье чиновников-аристократов. Ее дед Сергей Александрович и отец Александр Сергеевич Танеевы на протяжении 44 лет возглавляли Собственную его императорского величества канцелярию и имели право личного доклада императору.

Первый раз Анна Танеева увидела императрицу в 1896 г. в двенадцать лет, когда царская семья гостила в селе Ильинском – подмосковном имении великого князя Сергея Александровича, который был женат на Елизавете Федоровне, старшей сестре Александры Федоровны. В 17 лет она была официально представлена вдовствующей императрице Марии Федоровне. С этого времени началась ее светская жизнь. Надо заметить, что Анна не была красавицей – полненькая девушка с добрыми глазами, которая прекрасно пела и играла на фортепиано. В восемнадцать лет, в январе 1903 г., она получила усыпанный алмазами фрейлинский шифр императрицы Александры Федоровны, а в феврале приняла участие в легендарном костюмированном балу в Зимнем дворце. Николай II и Александра Федоровна были в одеждах русских царей XVII в., аристократия в соответствии с занимаемым положением блистала боярскими одеждами. Тогда еще никто не знал, что этот пышный бал станет последним в Зимнем дворце. И это был первый выход в большой свет «дебютантки» Анны Танеевой.

Обширные связи и прочное положение семьи Танеевых при дворе позволили Анне в феврале 1905 г. оказаться в Александровском дворце Царского Села среди штатных фрейлин Александры Федоровны. Ей тогда было 20 лет, а императрице – 32 года. Танеева подменила одну из заболевших фрейлин 422 .

Во время дежурства во дворце по желанию Александры Федоровны Анна Танеева проводила время с фрейлиной С. Орбелиани. Вырубова вспоминала, что у Орбелиани развивался прогрессивный паралич, а характер у нее был очень тяжелый, и она часто зло подшучивала над молодой и цветущей фрейлиной. За время своего первого дежурства А. Танеева видела императрицу только один раз, когда каталась с ней в санях по аллеям Александровского парка. В память о первом дежурстве императрица подарила фрейлине медальон – серый камень в виде сердца, окруженный бриллиантами 423 .

Сначала Анна Танеева была назначена только временной фрейлиной, заменяя одну из заболевших штатных фрейлин, но за короткое время она успела понравиться императрице, причем настолько, что в августе 1905 г. ее пригласили в плавание в финские шхеры на императорской яхте «Полярная звезда». Анна за время путешествия сблизилась со всеми членами царской семьи: «Каждый день мы съезжали на берег, гуляли по лесу с государыней и детьми, лазили на скалы, собирали бруснику и чернику, искали грибы, исследовали тропинки» 424 . Эта поездка решила судьбу фрейлины. По словам Вырубовой: «Государь сказал мне, прощаясь в конце плавания: «Теперь вы абонированы ездить с нами», а императрица Александра Федоровна произнесла: «Благодарю Бога, что Он послал мне друга» 425 . В результате этой поездки «началась моя дружба с государыней, дружба, которая длилась двенадцать лет» 426 .

Александра Федоровна страстно увлекалась музыкой, хорошо пела. У императрицы было контральто 427 , у Анны Танеевой – высокое сопрано. Они стали петь дуэтом, играть на фортепиано в четыре руки. Но главным достоинством был характер Анны, которая постоянно демонстрировала императрице свои бесконечное обожание и преданность, в чем так нуждалась Александра Федоровна.

Жизнь Александры Федоровны не была безоблачной. Застенчивая до болезненной замкнутости, она будучи императрицей должна была постоянно встречаться и общаться со множеством незнакомых людей. Она страстно любила мужа и не желала делить его ни с матерью – вдовствующей императрицей Марией Федоровной, ни с влиятельными сановниками. Воспитанная в Англии, где положение монарха определялось формулой «Царствую, но не управляю», она была поборницей идеи самодержавной власти. Будучи до 22 лет протестанткой, она прониклась крайними, мистическими идеями православия. Только в результате шестой беременности она смогла наконец родить наследника, но сразу же выяснилось, что он неизлечимо болен и в любой момент может умереть. Она бесконечно нуждалась в искренней дружбе, которую очень тяжело было обрести в той лицемерной среде, где проходила ее жизнь. Александра Федоровна поверила и приняла безоглядную привязанность Анны Вырубовой.

Служба Анны в качестве временной фрейлины продолжалась очень недолго 428 , но императрица запомнила молодую бесхитростную девушку. Это было то, в чем она так нуждалась. Поэтому следующим летом 1906 г. Анну Танееву вновь пригласили принять участие в плавании по финским шхерам на императорской яхте «Штандарт». Столичный бомонд, крайне ревниво следивший за появлением новых фаворитов, сразу же отметил это повторное приглашение, поскольку на «Штандарте» царскую семью окружали только самые близкие к ней люди.

Совместный отдых сближает, как и совместные дела – именно тогда Анна Танеева окончательно стала «своей» в замкнутом мире царской семьи. Она подружилась со старшими дочерьми – Ольгой и Татьяной, которые росли без подруг, забавлялась с младшими – Марией и Анастасией, узнала о неизлечимом заболевании наследника. Она получила, как и многие из «своих», незатейливое прозвище Корова, но не обижалась, поскольку сама императрица называла себя «старой курицей». Вырубова была полной и, конечно, не вписывалась в существовавшие каноны красоты, что тоже являлось плюсом в глазах императрицы. Позже ее познакомили с Григорием Распутиным, к которому она прониклась благоговением, также послужившим в ее пользу.

В свою очередь, царская семья приняла участие в жизни Анны Танеевой. Для 22-летней девушки, конечно не без участия Александры Федоровны, была подобрана соответствующая партия. Женихом Анны стал флотский лейтенант Александр Васильевич Вырубов, к этому времени имевший за плечами значительные факты биографии. Так, он был одним из четырех чудом спасшихся офицеров с броненосца «Петропавловск». Этот броненосец, на капитанском мостике которого находился командующий Тихоокеанским флотом адмирал Степан Осипович Макаров, подорвался на мине и затонул за несколько минут при попытке прорыва из блокированной гавани Порт-Артура в 1904 г., во время Русско-японской войны. Естественно, молодой моряк ходил в героях.

Молодых сосватали, в декабре 1906 г. Вырубов сделал предложение письмом из деревни. Анна проконсультировалась с императрицей, и та одобрила партию. В феврале 1907 г. было объявлено о свадьбе. Бракосочетание фрейлины Анны Александровны Танеевой с лейтенантом Александром Васильевичем Вырубовым состоялось 30 апреля 1907 г. в высочайшем присутствии в церкви Большого Царскосельского дворца 429 . С этого момента Анна уже не могла быть фрейлиной, поскольку таковыми являлись только незамужние девушки. Анна Танеева превратилась в Анну Александровну Вырубову и именно под этой фамилией вошла в историю России начала XX в.

Присутствие императорской четы на свадьбе было очень высокой честью для новобрачных. Более того, Николай II и Александра Федоровна лично благословили молодых иконой. После бракосочетания молодые «пили чай у их величеств», в очень узком кругу, поскольку гостей на свадьбе было немного, и все они прошли одобрение их величеств 430 .

Аристократический бомонд немедленно отреагировал на это первой сплетней. В светских салонах удивлялись не столько самому факту присутствия на свадьбе императорской четы, сколько тому, какое деятельное участие принимала в ней Александра Федоровна. Утверждали, что во время свадьбы императрица рыдала так, будто она выдавала замуж свою дочь. Но тогда, в апреле 1907 г., это отнесли к эмоциональному состоянию императрицы.

Однако семейная жизнь молодых не заладилась с самого начала, и брак оказался непродолжительным. Тут сказались и сбывшееся мрачное предсказание Распутина, и обнаружившиеся вдруг садистские, противоестественные наклонности молодого лейтенанта, и даже его безумие. Сама Вырубова коротко писала об этом спустя много лет: «Брак ничего, кроме горя, мне не принес. На состоянии нервов моего мужа, вероятно, отразились все ужасы пережитого, когда тонул «Петропавловск», и вскоре после свадьбы у него появились признаки тяжелого психического заболевания. Сначала я думала, что это только временное состояние, и тщательно скрывала болезнь мужа от моей матери. Но, в конце концов, мой муж был признан ненормальным, был помещен в лечебное заведение в Швейцарии, и я получила развод» 431 .

Эта семейная драма послужила толчком к началу многих событий, поэтому необходимо уточнить ряд моментов. Во-первых, личная драма не помешала Анне Вырубовой в сентябре 1907 г. принять приглашение отправиться в очередное плавание на «Штандарте» в финские шхеры вместе с царской семьей. И именно тогда в свете впервые начали настойчиво циркулировать слухи о «противоестественной» связи императрицы и Вырубовой. Дело в том что во время этого плавания «Штандарт» наскочил на подводный камень и едва не затонул, получив две пробоины в корпусе. Царскую семью и ее окружение срочно переправили на один из кораблей конвоя. Спустя несколько месяцев, 2 февраля 1908 г., весьма осведомленная генеральша А. В. Богданович записала в своем дневнике 432: «Всех поражает странная дружба молодой царицы с ее бывшей фрейлиной Танеевой, которая вышла замуж за Вырубова. Когда во время поездки в шхеры лодка наткнулась на камень, эту ночь царская семья проводила на яхте «Александрия» 433 . Царь спал в рубке, а в свою каюту царица взяла Вырубову, на одной с ней постели спала» 434 . При этом Богданович называет и источник информации – капитана 1 ранга, помощника начальника Главного морского штаба при морском министре Сергея Ильича Зилотти.

Видимо, Вырубова была прекрасно осведомлена об этих слухах и в мемуарах сочла необходимым специально остановиться на том, «кто и где спал». По ее словам, «императрица спала с наследником», Николай II и свита – в каютах наверху. Позже императорская семья перешла на подошедшую яхту «Александрия», но и там было очень тесно, поэтому Николай II спал в рубке на диване, дети – в большой каюте, кроме наследника. Далее шла каюта императрицы, рядом находилась каюта наследника, в которой он располагалась с няней М. Вишняковой. Вырубова туманно уточняла: «Я спала рядом в ванной» 435 .

Во-вторых, уже после развода, осенью 1908 г. 436 , Вырубова немедленно получила приглашение от царственной подруги поселиться близ Александровского дворца Царского Села. При этом, по ее словам, в это время она с мужем жила в Царском Селе, поскольку влиятельный отец Вырубовой пристроил зятя в дворцовое ведомство. Вряд ли молодому супругу могли понравиться слухи о близости жены с императрицей. Возможно, именно тогда и проявились садистские наклонности молодого лейтенанта. Вырубова писала: «Официальной должности у меня не было. Я жила при царице как неофициальная фрейлина и была ее близким личным другом. Она сказала: «Хоть один человек есть, который служит мне для меня, а не за вознаграждение» 437 . Надо заметить, что таких прецедентов в богатой скандалами истории императорской фамилии не существовало, а решение императрицы только способствовало распространению «лесбийской сплетни», пик которой пришелся на 1908–1910 гг.

В-третьих, несколько слов надо сказать и о неудавшемся браке. О садизме и извращениях Александра Вырубова мы знаем только из воспоминаний самой Анны, поскольку в исторической литературе сведений о нем практически нет. Упоминается только, что с 1913 по 1917 г. Вырубов являлся уездным предводителем полтавского дворянства. Надо заметить, что это была выборная должность, и вряд ли полтавские дворяне избрали бы своим предводителем извращенца и садиста. Они видели в нем офицера российского флота, участвовавшего в обороне Порт-Артура. Сейчас, конечно, трудно сказать, о каких извращениях писала Вырубова, но точно известно, что супружеских отношений между молодыми не было, и Анна после 18 месяцев брака осталась девицей. Вполне возможно, «садистские извращения» свелись к тому, что лейтенант просто пытался выполнить свой супружеский долг? Или он не мог его выполнить? Или Вырубова была категорически против супружеских отношений?

В-четвертых, на 1907–1910 гг. пришлось время наибольшего влияния председателя Совета министров П. А. Столыпина на внутреннюю политику России. Это был властный человек, не желавший делиться влиянием. Поэтому слухи, клубившиеся вокруг императрицы и Вырубовой, дискредитировали один из центров власти, противостоящий Столыпину. Об этом в 1911 г. писал в дневнике А. А. Бобринский: «Не так императрица Александра Федоровна больна, как говорят. Столыпину выгодно раздувать ее неспособность и болезни, благо неприятна ему. Правые теперь будут демонстративно выставлять императрицу, а то в угоду, как оказывается, Столыпину ее бойкотировали и замалчивали и заменяли Марией Федоровной. Говорят, что лесбийская связь ее с Вырубовой преувеличена» 438 .

Весной 1917 г. Временным правительством с целью сбора компромата на царскую семью и ее окружение была создана Чрезвычайная следственная комиссия, в которой образована специальная подкомиссия, специализировавшаяся на расследовании деятельности так называемых «темных сил», окружавших царскую семью. К числу этих «темных сил», безусловно, была отнесена и Анна Вырубова. В марте 1917 г. ее арестовали и поместили в одну из камер Петропавловской крепости. Летом этого же года Вырубова настояла на том, чтобы было проведено ее гинекологическое освидетельствование. Столь необычная просьба заключенной была связана с расхожими обвинениями в том, что она сожительствовала с Григорием Распутиным. Обследование установило, что Вырубова девственница 439 .

В «Заключении доктора Манухина, данном на основании результатов медицинского освидетельствования, произведенного в Трубецком бастионе Петропавловской крепости», сказано: «22-х лет она вышла замуж… с мужем жила всего один год. По ее словам, муж страдал половым бессилием с наклонностью к садизму; после одной из сцен, когда муж бросил ее обнаженную на пол и бил, они расстались; с тех пор свидетельствуемая половой жизнью не жила. В конце прошлого года вследствие бывших у нее болей в нижней части живота и для уяснения причины заболевания ее правой ноги ей предложили произвести исследование половых органов; неожиданно для производства исследования per vaginat оказалось нужным надрезать ее девственную плевру, так как она не была вполне нарушена слабосильным мужем; свидетельницей изложенного может быть, по ее словам, старшая фельдшерица Дворцового госпиталя в Петергофе Карасева. Петроград, 6 июня 1917 г.» 440 .

Тогда это поразило многих, но не ближайшее царское окружение, поскольку о девственности Вырубовой свита знала с января 1915 г. После того как в январе 1915 г. Вырубова попала в железнодорожную катастрофу, ее осматривал профессор С. П. Федоров. Впоследствии начальник подвижной охраны царя полковник А. И. Спиридович писал, что был «поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым» 441 .

Этот факт сегодня интерпретируют по-разному. Так, Э. Радзинский утверждает, что, по его мнению, Вырубова, безусловно, была скрытой лесбиянкой. Он предполагает, что императрице не было дела до сексуальной ориентации подруги, ее интересовала только искренняя привязанность Вырубовой, и не имело значения, чем она диктовалась. Эта привязанность-любовь была жизненно необходима неврастеничной императрице, окруженной всеобщим недоброжелательством. Женщине, замкнутой в очень непростых семейных проблемах, которые тщательно скрывались от глаз посторонних, была крайне важна такая подруга, а уж какой она ориентации – дело десятое.

Конец 1907 г. для Александры Федоровны оказался тяжелым – она болела. Характер заболевания в медицинских документах не указывается, но, судя по количеству визитов, проблемы были серьезные. Так, с 11 по 30 ноября 1907 г. врач Дворцового госпиталя Придворной медицинской части Фишер нанес императрице 29 визитов, а с 1 по 21 декабря посетил императрицу 13 раз 442 – всего 42 визита. Видимо, эти посещения продолжались и далее, поскольку сама императрица писала своей дочери Татьяне 30 декабря 1907 г.: «Доктор сейчас опять сделал укол – сегодня в правую ногу. Сегодня 49 день моей болезни, завтра пойдет 8-я неделя» 443 . Поскольку императрица писала дочери, то можно предположить, что она была изолирована от детей. По ее счету болезнь проявилась в первых числах ноября

1907 г. Опираясь на мемуары и дневниковые записи, можно предположить, что с 1906–1907 гг. у императрицы начались серьезные проблемы с сердцем. Но поскольку эти проблемы не афишировались, на них стали накладываться слухи о психической неуравновешенности императрицы, проявляющейся в порочной связи с Вырубовой.

Слух о лесбийской связи императрицы продолжал распространяться во второй половине 1908 г., подогреваемый разводом ее подруги с лейтенантом Вырубовым. Именно тогда приобрели популярность очередные домыслы, что этот скоротечный брак должен был просто прикрыть порочную связь Вырубовой и императрицы.

Цитирование этих слухов также нуждается в комментариях. В июне 1908 г. А. В. Богданович записала со ссылкой на княгиню Д. В. Кочубей 444 , будто причиной развода Вырубовой с мужем стало то, что «муж этой Танеевой, Вырубов, нашел у нее письма от царицы, которые наводят на печальные размышления» 445 . Теперь известно, что императрица действительно писала огромные и крайне эмоциональные письма, была в них достаточно откровенна и, с точки зрения обывателя, неосторожна. Таким образом, письма, которые будто бы нашел Вырубов, вполне могли иметь место, и содержание их могло быть истолковано превратно. Позже также случались подобные истории. Так, в 1912 г. в руки думской оппозиции попали письма Александры Федоровны к Распутину, где тоже были двусмысленные фразы, позволившие оппозиции немедленно запустить сплетню о том, что императрица неверна мужу – императору Николаю II. Видимо, императрица сделала выводы из этих историй и в марте 1917 г., по словам Вырубовой, «уничтожила все дорогие ей письма и дневники и собственноручно сожгла у меня в комнате шесть ящиков своих писем ко мне» 446 .

В сентябре 1908 г. Вырубова вновь путешествовала на «Штандарте». Именно с этого времени ей начали приписывать политическое влияние на царскую семью. У А. В. Богданович имелись очень надежные источники, которые могли наблюдать не только официальную, но и неофициальную сторону жизни императорской семьи. Это были личные камердинеры царя – Н. А. Радциг 447 и Н. Ф. Шалберов 448 , которые регулярно посещали салон А. В. Богданович и делились с гостеприимной хозяйкой последними дворцовыми новостями. Так, Шалберов «удивлялся тому, что такую «мерзавку», как Вырубова, царица так любит, что она у царицы и днюет, и ночует» (запись от 3 ноября 1908 г.) 449 . Через несколько дней Н. А. Радциг сообщил, что видел фотографию Вырубовой, где она запечатлена «рядом с мужиком», у которого «зверские глаза, самая противная, нахальная наружность» (запись от 5 ноября 1908 г.) 450 . Мужиком, конечно, был Григорий Распутин.

Но окончательный «диагноз» взаимоотношениям Вырубовой и Александры Федоровны А. В. Богданович поставила в конце ноября 1908 г. И надо вновь признать, что у нее были первоклассные источники. 21 ноября она писала со ссылкой на Зилотти, что «царь очень нервен, что причиной этому царица, ее ненормальные вкусы, ее непонятная любовь к Вырубовой» 451 . Надо отдать генеральше должное: она перепроверила эту информацию и со ссылкой на дворцового коменданта генерал-лейтенанта Владимира Александровича Дедюлина 452 привела его слова о том, что «в Царском Селе прелюбодеяние» 453 .

Необходимо отметить еще одно важное событие в царском окружении: в 1907 г. умер семейный доктор лейб-хирург Густав Иванович Гирш 454 , и в результате сложных подковерных интриг новым врачом императорской семьи стал Евгений Сергеевич Боткин 455 . Это еще раз показывает действие механизма по проведению на близкие к императорской семье должности «своих» людей. И одним из важных рычагов этого механизма была «глуповатая», по мнению досужего светского общества, Анна Вырубова.

Окончательный выбор врача был сделан лично императрицей Александрой Федоровной, но с подачи Вырубовой, которая писала об этом в мемуарах: «Выбор ее остановился на Е. С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитости 456 она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать ее волю. Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что положил Государыню на три месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так что ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие» 457 .

Кандидатуру Е. С. Боткина поддерживали весьма влиятельные силы, в числе прочих протежировала и его родственница фрейлина императрицы О. Е. Бюцова. А. В. Богданович со слов камердинера Шевича записала в дневнике о причинах появления нового врача: «Бывший придворный доктор Фишер, лечивший царицу, прямо письменно заявил царю, что царицу вылечить не может, пока ее не разлучат с Вырубовой. Но это письмо воздействия не имело: Вырубова осталась, а Фишер был уволен, а на его место назначен Боткин, ставленник Танеева» 458 . Думается, что версия Богданович наиболее полно показывает истинные причины появления нового врача, а смерть старого Гирша была только предлогом для этого.

4 апреля 1908 г. обер-гофмаршал П. К. Бенкендорф направил министру императорского двора Владимиру Борисовичу Фредериксу извещение, в котором сообщал, что императрица «желает, чтобы ко дню Св. Пасхи почетный лейб-медик Е. С. Боткин был бы назначен лейб-медиком на место покойного Г. И. Гирша» 459 . 8 апреля 1908 г. Фредерикс наложил резолюцию: «Высочайшее повеление исполнить».

После назначения Е. С. Боткина на должность лейб-медика изменился сам характер оказания императрице медицинской помощи. Если до этого Александра Федоровна много и охотно лечилась у ведущих профессоров Военно-медицинской академии, то с 1908 г. она ограничивалась услугами одного Е. С. Боткина, что также не осталось незамеченным. В мае 1910 г. А. В. Богданович записала: «Был Рейн 460 . Про молодую царицу сказал, что неоднократно ей предлагали позвать его, но она все отклоняет, не хочет показываться специалисту. Надо думать, что у нее есть что-то секретное, что она не решается доверить, и, зная, что опытный врач поймет, в чем дело, отклоняет помощь специалистов» 461 .

Известно, что мемуары и дневниковые записи, как правило, субъективны, поэтому приведенные материалы необходимо подкрепить архивными официальными документами. Наиболее информативными в контексте нашей темы являются поденные отчеты Дворцовой полиции, в которых подробно фиксировались все перемещения царственных особ и их контакты. Официально они назывались «Дневники выездов их императорских величеств». Поскольку Дворцовая полиция в то время выполняла функции личной охраны императорской четы, то к этим документам можно относиться с безусловным доверием. Анализ документов позволяет восстановить канву повседневной жизни царя и его семьи. Мы воспользуемся записями за 1910 г.

К этому времени у императрицы сложился свой распорядок дня. Утром – занятия с детьми и общая молитва. Завтракать Александра Федоровна предпочитала одна. В тот год она вообще старалась не бывать на людях, что связано и с ее болячками, и с особенностями характера. Например, 22 января 1910 г. на завтрак в 13 часов из Петербурга приехали вдовствующая императрица Мария Федоровна, младший брат царя великий князь Михаил и принц Петр Ольденбургский с женой, младшей сестрой царя, великой княгиней Ольгой Александровной. Собралась только семья, но императрица предпочла завтракать отдельно. Гости долго не задержались и уже в 14 часов 28 минут уехали.

Такая нелюдимость императрицы была связана с обострением ее заболеваний. О проблемах с сердцем упоминается в дневнике великой княгини Ксении Александровны: «Бедный Ники озабочен и расстроен здоровьем Аликс. У нее опять были сильные боли в сердце, и она очень ослабела. Говорят, что это на нервной подкладке, нервы сердечной сумки. По-видимому, это гораздо серьезнее, чем думают» 462 . Великий князь Константин Константинович тогда же, в 1910 г., записал в дневнике: «Между завтраком и приемом царь провел меня к императрице, все не поправляющейся. Уже больше года у нее боли в сердце, слабость, неврастения» 463 . Для лечения императрицы активно применяли успокаивающий массаж. Тем не менее заболевание не мешало ей ежедневно встречаться с Вырубовой.

Такая ситуация в семье, видимо, не устраивала вдовствующую императрицу Марию Федоровну. За весь год она виделась с невесткой только четыре раза: три – в апреле во время приезда в Петербург старшей сестры Александры Федоровны Ирэны Прусской и один – в мае на официальных мероприятиях, связанных с панихидой по умершему английскому королю. Дважды во время визитов Марии Федоровны в Царское Село, 22 января и 14 мая (торжественный завтрак по случаю очередной годовщины коронации, на котором присутствовали 360 человек), Александра Федоровна предпочитала оставаться в своих апартаментах, что объяснялось ее болезнью. Сама Александра Федоровна за 1910 г. посетила Петербург только четыре раза. Причем один раз (8 апреля) она с мужем заехала на 45 минут в Зимний дворец и тут же отправилась в Царское Село. Остальные посещения столицы носили вынужденный характер и были связаны с официальными мероприятиями и визитами.

В этот год круг общения Александры Федоровны был очень ограничен. 21 марта ее посетила старшая сестра великая княгиня Елизавета Федоровна, 23 апреля на день рождения императрицы приехала Ирэна Прусская, которая гостила до 9 мая. Накануне дня рождения Николая II (с 3 по 6 мая) все три сестры последний раз собирались вместе.

Но при этом в первой половине 1910 г. в отчетах Дворцовой полиции имя Вырубовой упоминается практически ежедневно. Весь январь императрица и Вырубова встречались почти каждый день, проводя по полчаса на Новой террасе близ Александровского дворца в Царском Селе, как правило, с 15 часов до 15 часов 30 минут. В феврале императрица каталась по парку на санках, а Вырубова сопровождала ее пешком, они также катались на санках по городу. Начиная с конца февраля 1910 г. в распорядок дня кроме дневных встреч вошли и ежевечерние, даже скорее ночные визиты императрицы к своей подруге. Обычно Александра Федоровна выезжала из дворца в 23 часа и возвращалась обратно уже заполночь. Этого распорядка она придерживалась и в очень загруженные дни. Так, 24 апреля императрица после утренней молитвы в 11 часов уехала на короткое время к Вырубовой (с 11.12 до 11.50), затем вместе с сестрой отправилась в Петербург, где наносила светские визиты, поздно вечером возвратилась в Царское Село и вновь посетила Вырубову (с 23.35 до 24.25). И так изо дня в день. Эта почти судорожная привязанность Александры Федоровны к Вырубовой на фоне игнорирования даже обязательных официальных мероприятий, безусловно, порождала нелестные для императрицы толки.

Можно, конечно, предположить, что частые поездки императрицы к Вырубовой были связаны с ее регулярными встречами с Распутиным. Но в данных наружной охраны имя старца за этот год вообще не упоминается, хотя все контакты царской семьи на личном и официальном уровне тщательно отслеживались. Из других источников нам известно, что в 1910 г. и Александра Федоровна, и Николай II неоднократно виделись с Распутиным. В дневнике царя за январь и первую половину февраля 1910 г. упоминается о 10 таких встречах. Николай II в своих дневниковых записях, как правило, был очень лаконичен, поэтому просто фиксировал сам факт встречи, иногда указывая и время. Так, 3 января 1910 г. среди упоминаний о домашних делах этого дня царь зафиксировал: «Видели Григория между 7 и 8 часами» 464 . Иногда он отмечал, что долго беседовал с ним. По характеру записей можно утверждать, что большая часть этих встреч происходила в Александровском дворце. Видимо, император запретил официально фиксировать такие встречи. Но надо сказать, что полиция в 1910 г. не отметила ни одной совместной поездки Николая II и Александры Федоровны к Вырубовой.

Несколько слов о доме Вырубовой. В 1908 г. она поселилась в Царском Селе в небольшом дачном доме, буквально в нескольких шагах от императорской резиденции. Эта желто-белая дача была построена архитектором П. В. Ниловым в 1805 г. Зимой там было очень холодно. После 1917 г. этот дом предоставили в аренду художнику И. Ершову, работавшему в Ленинградской консерватории. С 1936 г. и до немецкой оккупации в 1941 г. дом использовался Консерваторией. В настоящее время там находится ЗАГС г. Пушкина.

Говоря о взаимоотношениях Александры Федоровны и Вырубовой, следует коснуться и денежного вопроса. Анна Вырубова будучи фрейлиной получала 4000 рублей в год. Утратив этот статус после замужества, она стала «просто» подругой императрицы, однако эта «должность» не оплачивалась, и Вырубова оказалась в сложном материальном положении. Родители ее, конечно, содержали, однако жизнь при монархах была достаточно затратной. Министр императорского двора В. Б. Фредерикс тактично дал понять Александре Федоровне, что у ее подруги проблемы с деньгами. В результате императрица стала дарить Вырубовой платья и материю к праздникам, но денег ей это не прибавило. Наконец, между императрицей и ее подругой состоялся предметный разговор. По словам А. А. Вырубовой: «Она спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. – вышло 270 руб. в месяц. Ее величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число». В последние годы императрица оплачивала дачу (2000 рублей) Вырубовой 465 .

26 мая 1910 г. царская семья по традиции переехала в Петергоф, при этом распорядок ее жизни практически не изменился. Вырубова также отправилась в Петергоф. 21 июня царская семья на яхте «Александрия» отбыла на традиционный отдых в финские шхеры. Неспешное плавание продолжалось достаточно долго, и в Петергоф они вернулись только 19 июля, и конечно, их сопровождала Вырубова. 15 августа царская семья отбыла за границу для лечения Александры Федоровны на курорте в Наугейме. Лечение не было особенно эффективным, и Вырубова писала, что по ее приезде в Наугейм она «нашла императрицу похудевшей и утомленной лечением». Сам Николай Александрович в сентябре 1910 г. писал П. А. Столыпину из замка Фридберг: «Лечение Ее Величество переносит хорошо, но оно еще далеко не кончено» 466 . В ноябре царская семья отправилась домой. По словам Вырубовой, ситуация несколько стабилизировалась: «Лечение принесло пользу, и она чувствовала себя недурно». Однако как следует из письма царя к матери в ноябре 1910 г.: «Аликс устала от дороги и снова страдает от болей в спине и в ногах, а по временам и в сердце» 467 . Царская семья прибыла в Царское Село утром 3 ноября.

Эта поездка вновь подогрела старые слухи, отражением коих стала дневниковая запись за ноябрь 1910 г. одного из мемуаристов, который отметил, что императрицы «не было на выходе. Ее психическая болезнь – факт» 468 . В декабре 1910 г. А. В. Богданович со слов императорского камердинера Радцига опять упомянула о Вырубовой: «Более чем когда-либо она близка с Вырубовой, которой все говорит, что ей говорит царь, царь же царице все постоянно высказывает. Вырубову во дворце все презирают, но никто против нее идти не решается, – она бывает постоянно у царицы: утром от 11 до часу, затем от двух часов до пяти и каждый вечер до 11А часов. Прежде бывало, что во время прихода царя Вырубова сокращалась, а теперь сидит все время. В 11А царь идет заниматься, а Вырубова с царицей идут в спальню. Печальная, постыдная картина!» 469

Возникает немаловажный вопрос: как царская семья реагировала на эти слухи, которые, несомненно, до нее доходили? Внешне – никак. Николай II очень ревниво относился к вмешательству в его частную жизнь, он немедленно пресекал все попытки «открыть ему глаза», будь то «шалости» Распутина или «отношения» жены с Вырубовой. Фактом остается то, что все старания опорочить в глазах царской семьи как Вырубову, так и Распутина были безрезультатны. Вместе с тем нежелание царской семьи следовать сложившимся стандартам и традициям, безусловно, подрывало престиж самодержавной власти в России.

Таким образом, можно сделать несколько выводов.

Во-первых, в 1905–1906 гг. рядом с императрицей появилась настоящая подруга, однако особенности психоэмоционального склада Александры Федоровны вывели эту дружбу за рамки сложившихся стереотипов, что создало почву для появления порочащих ее слухов.

Во-вторых, в это же время у императрицы возникли серьезные проблемы со здоровьем – и не столько с больным сердцем, сколько в сфере психиатрии. Поэтому с 1908 г. Александра Федоровна фактически отказалась от услуг квалифицированных медиков и ограничилась помощью домашнего врача, принимавшего тот диагноз, который ставила сама императрица.

В-третьих, о лесбийских слухах можно говорить только как о версии, причем, естественно, политизированного характера. В кризисный для нее период Александра Федоровна судорожно цеплялась за эмоциональную поддержку своей единственной подруги – Вырубовой. Говорить о конкретном характере этой эмоциональной поддержки бессмысленно.