Верность и измена в рассказе «Темные аллеи. Роковой «солнечный» удар
«Солнечный удар» - попытка осмысления режиссером не только философского подтекста бунинской прозы, но и закономерностей развития русской истории. Тем не менее, концептуальным стержнем картины становится взаимосвязь личностного и общенационального , погибельный отзвук ошибок прошлого в настоящем, роль мечтательности, лжи и самообольщения в процессе падения человека и страны в целом.
Структура ленты строится на визуальном и интонационном противопоставлении разных временных пластов: события 1907 года решены в элегическом ключе, как воспоминание, приукрашенное и идеализированное памятью, хрупкое, мимолетное и яркое одновременно; реалии 1920 года показаны в темно-серых тонах, сурово и безысходно. Михалков добивается удивительной визуальной дифференциации этих эпизодов: в воспоминаниях изображение отшлифовано, лишено дефектов, пейзажи предстают сошедшими с картин художников XIX века, лица очаровательны; в настоящем времени фигуры и крупные планы поданы во всей их грубой материальности, программно прозаично, с подчеркиванием физических недостатков героев.
Режиссеру мастерски, посредством выразительных деталей удается связать две истории, два времени в единое целое, изобилующее сложной системой символов и отсылок. Интертекстуально в эпизодах 1920 года прослеживается связь с лентой А. Германа «Седьмой спутник»: идеологические споры офицеров Добровольческой армии, попытка осмысления ими своего поражения поданы несколько прямолинейно в обеих картинах, однако они отражают мировоззренческое разнообразие среди людей, сражавшихся под одними знаменами.
Крупный план лежащего в шезлонге героя, когда он уплывает на пароходе в финале, в сочетании с тонкой музыкальной стилизацией под Г. Малера, устанавливает интертекстуальную связь эпизодов 1907 года со «Смертью в Венеции» Л. Висконти: тема ускользающего времени, мимолетности переживания красоты, очарования мечтательного плена, прозвучавшая в итальянском фильме, отзывается в «Солнечном ударе» мощным эхом, но вместе с тем раскрывается на совершенно ином концептуальном уровне.
Смысловым центром картины становится сцена грехопадения главных героев, именно она служит ключом к пониманию выбранной режиссером тактики взаимоотражения времен: поиск ответа на вопрос «Когда всё это началось?» увлекает героя, режиссера и зрителя в воспоминания о мимолетной любовной связи не случайно - подспудным, почти бессознательным движением совести герой догадывается, что совершил какую-то непоправимую ошибку, за которую теперь расплачивается.
Жизнь в была для лучших ее представителей будто подернута мечтательным туманом, они были так погружены в собственные переживания, в движения своих страстей, что не замечали того, что происходило рядом с ними, не придавали этому значения: именно поэтому главный герой так рассеян, растерян, несмотря на звание офицера, не знает подлинной духовной дисциплины и трезвения. Поддавшись чувственному очарованию, он легко увлекается им на путь греха: отрекаясь от Христа, он даже не способен этого понять.
Система подмен, отказа от подлинного в пользу фальшивого, густая сеть лжи опутывает героев, лишая их воли к сопротивлению.
Система подмен, отказа от подлинного в пользу фальшивого и чужого, густая сеть лжи опутывает героев, лишая их воли к сопротивлению: так незнакомая замужняя женщина находится всецело во власти своих представлений, инфантильно жаждет амурных приключений, низводя себя до уровня посмешища; так пассажиры парохода зачарованы низкопробным обманом иллюзиониста-пошляка, не скрывающего своего поверхностного западничества в сцене обеда с главным героем - еще одной важной сцене фильма.
В этом эпизоде герой подвергается тройному опьянению - алкоголем, обаянием марксистских идей и чувственным женским голосом, и во всех трех случаях он имеет дело с подделкой: алкоголь замутняет разум и ослабляет волю, марксистские иллюзии уводят от понимания реального положения дел, пение незнакомки пытается подменить голос и образ любимой женщины. Искушения, встречающиеся в человеческой жизни, бывают порой весьма тонко проработаны - они ищут места в душе путем навязывания связей с прошлым, знакомым, родным, тем, что может поколебать сердце и обольстить его фальшивым сходством с чем-то важным.
Недисциплинированный, несобранный ум главного героя не способен уловить этой тонкой подмены - вместо часов, которые у него были, ему подсовывают другие, которые плохо открываются; часы, моменты его жизни безвозвратно похищены, размолоты в ступе под грязное языческое камлание - здесь прообраз грядущей революции, совершившейся с молчаливого согласия дворянства, смешанного с любопытством к сомнительным идеям.
Крест героя - его неосознанная, никак не защищаемая разумом вера - был похищен после грехопадения, а новый для него уже ничего не значит и превращается всего лишь в дорогое украшение (фраза о десяти рублях за крест приобретает характер метафоры - экзистенциальной платы, цены покаяния, о которой он возмущенно не хочет ничего знать, заглушая свою совесть).
Марксистское влияние вытесняет объективный анализ социальных проблем, подменяя его классовой ненавистью, дарвинизм изгоняет из души трепет перед богосозданностью человека, низводя самого царя до уровня обезьяны (а значит, его теперь можно легко лишить жизни). Легкий, добровольный отказ людей от того, что глубоко укоренено в самом строе их личности, что ее питает и направляет, подверженность мечтательности, обаянию иллюзии, скрывающей от них реальную правду о мире и самих себе, - всё это было подобно мощному солнечному удару, которому, однако, предшествовал долгий перегрев, беспечность, невнимательность к своему духовному здоровью.
Так, очки комиссара-палача Землячки удивительным образом напоминают пенсне незнакомки; шляпа извозчика, везущего героев в гостиницу, выглядит демонически; мальчик-алтарник, на сомнения которого герой когда-то не обратил внимания, возникает спустя годы в образе профессионального убийцы - связь времен неоспорима сегодня никем, но мало кто способен увидеть непрерывную цепь нераскаянных грехов, увлекающих страну к и последующим десятилетиям кровавого беспамятства.
Михалкову удается через сложную систему нелинейных ассоциаций показать духовные истоки русской трагедии, укорененной в личной катастрофе каждого человека: страну составляют люди и именно их жизненные ошибки, образуя погибельную взаимосвязь, ставят ее перед трудноразрешимыми проблемами.
«Солнечный удар» образует единое концептуальное целое с , но если, воссоздавая историческую атмосферу царствования Александра III, Михалков главной задачей ставил раскрытие особенностей национального самосознания, через частную историю влюбленности показал соблазнение России Западом, то в своем последнем фильме режиссер структурообразующим сделал выявление причин беспечной готовности русских стать жертвами греховного обольщения.
Эпизоды воспоминаний в «Солнечном ударе» заставляют также вспомнить атмосферу идиллического сновидения, которым пропитаны многие сцены «Нескольких дней из жизни И.И. Обломова»: пребывая в состоянии романтического фантазирования и прожектерства, русское дворянство не хотело видеть реальных проблем, в то же время нравственные принципы побуждали их не участвовать в мелкой суете нарождающейся буржуазии. Так чуткие, внимательные, тонкие люди оказались погублены своим духовным безволием и беспечностью. А вместе с ними и вся страна.
Создавая в «Солнечном ударе» карикатурные портреты комиссаров, режиссер будто сам не устает удивляться, как эти невежественные, мировоззренчески и культурно ограниченные фанатики смогли одержать победу над образованными и утонченными людьми, но сам же и предлагает ответ: духовная несобранность, некоторая почти обломовская слабохарактерность, мягкость в какой-то момент встретили не добродушное сострадание Штольца, а агрессивное хамство и слепую уверенность в своей правоте, перед которыми дворянство и капитулировало.
Михалков снял фильм и о нас сегодняшних - о нашей пагубной доверчивости, о невнимательности к тому, что происходит в душе.
Михалков в очередной раз снял фильм не только о прошлой, потерянной России, но и о нас самих, сегодняшних - о нашей пагубной доверчивости, о невнимательности к тому, что происходит в душе, о том, как просто потерять таланты и дары, если ими не дорожить, о том, как легко не заметить медленно подбирающийся и настигающий в момент наибольшей разнеженности солнечный удар.
После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым прелестным смехом, — все было прелестно в этой маленькой женщине, — и сказала: — Я, кажется, пьяна... Откуда вы взялись? Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я даже не знаю, где вы сели. В Самаре? Но все равно... Это у меня голова кружится или мы куда-то поворачиваем? Впереди была темнота и огни. Из темноты бил в лицо сильный, мягкий ветер, а огни неслись куда-то в сторону: пароход с волжским щегольством круто описывал широкую дугу, подбегая к небольшой пристани. Поручик взял ее руку, поднес к губам. Рука, маленькая и сильная, пахла загаром. И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, как, вероятно, крепка и смугла она вся под этим легким холстинковым платьем после целого месяца лежанья под южным солнцем, на горячем морском песке (она сказала, что едет из Анапы). Поручик пробормотал: — Сойдем... — Куда? — спросила она удивленно. — На этой пристани. — Зачем? Он промолчал. Она опять приложила тыл руки к горячей щеке. — Сумасшествие... — Сойдем, — повторил он тупо. — Умоляю вас... — Ах, да делайте, как хотите, — сказала она, отворачиваясь. Разбежавшийся пароход с мягким стуком ударился в тускло освещенную пристань, и они чуть не упали друг на друга. Над головами пролетел конец каната, потом понесло назад, и с шумом закипела вода, загремели сходни... Поручик кинулся за вещами. Через минуту они прошли сонную конторку, вышли на глубокий, по ступицу, песок и молча сели в запыленную извозчичью пролетку. Отлогий подъем в гору, среди редких кривых фонарей, по мягкой от пыли дороге, показался бесконечным. Но вот поднялись, выехали и затрещали по мостовой, вот какая-то площадь, присутственные места, каланча, тепло и запахи ночного летнего уездного города... Извозчик остановился возле освещенного подъезда, за раскрытыми дверями которого круто поднималась старая деревянная лестница, старый, небритый лакей в розовой косоворотке и в сюртуке недовольно взял вещи и пошел на своих растоптанных ногах вперед. Вошли в большой, но страшно душный, горячо накаленный за день солнцем номер с белыми опущенными занавесками на окнах и двумя необожженными свечами на подзеркальнике, — и как только вошли и лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой. В десять часов утра, солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, с запахом сена, дегтя и опять всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город, она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала. Спали мало, но утром, выйдя из-за ширмы возле кровати, в пять минут умывшись и одевшись, она была свежа, как в семнадцать лет. Смущена ли была она? Нет, очень немного. По-прежнему была проста, весела и — уже рассудительна. — Нет, нет, милый, — сказала она в ответ на его просьбу ехать дальше вместе, — нет, вы должны остаться до следующего парохода. Если поедем вместе, все будет испорчено. Мне это будет очень неприятно. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара... И поручик как-то легко согласился с нею. В легком и счастливом духе он довез ее до пристани, — как раз к отходу розового «Самолета», — при всех поцеловал на палубе и едва успел вскочить на сходни, которые уже двинули назад. Так же легко, беззаботно и возвратился он в гостиницу. Однако что-то уж изменилось. Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею — и пуст. Это было странно! Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было... И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что поручик поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате. — Странное приключение! — сказал он вслух, смеясь и чувствуя, что на глаза его навертываются слезы. — «Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли подумать...» И уже уехала... Ширма была отодвинута, постель еще не убрана. И он почувствовал, что просто нет сил смотреть теперь на эту постель. Он закрыл ее ширмой, затворил окна, чтобы не слышать базарного говора и скрипа колес, опустил белые пузырившиеся занавески, сел на диван... Да, вот и конец этому «дорожному приключению»! Уехала — и теперь уже далеко, сидит, вероятно, в стеклянном белом салоне или на палубе и смотрит на огромную, блестящую под солнцем реку, на встречные плоты, на желтые отмели, на сияющую даль воды и неба, на весь этот безмерный волжский простор... И прости, и уже навсегда, навеки... Потому что где же они теперь могут встретиться? — «Не могу же я, — подумал он, — не могу же я ни с того ни с сего приехать в этот город, где ее муж, где ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и вся ее обычная жизнь!» — И город этот показался ему каким-то особенным, заповедный городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нем своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит ее, мысль эта изумила и поразила его. Нет, этого не может быть! Это было бы слишком дико, неестественно, неправдоподобно! — И он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас, отчаяние. «Что за черт! — подумал он, вставая, опять принимаясь ходить по комнате и стараясь не смотреть на постель за ширмой. — Да что же это такое со мной? И что в ней особенного и что, собственно, случилось? В самом деле, точно какой-то солнечный удар! И главное, как же я проведу теперь, без нее, целый день в этом захолустье?» Он еще помнил ее всю, со всеми малейшими ее особенностями, помнил запах ее загара и холстинкового платья, ее крепкое тело, живой, простой и веселый звук ее голоса... Чувство только что испытанных наслаждений всей ее женской прелестью было еще живо в нем необыкновенно, но теперь главным было все-таки это второе, совсем новое чувство — то странное, непонятное чувство, которого совсем не было, пока они были вместе, которого он даже предположить в себе не мог, затевая вчера это, как он думал, только забавное знакомство, и о котором уже нельзя было сказать ей теперь! «А главное, — подумал он, — ведь и никогда уже не скажешь! И что делать, как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой, в этом богом забытом городишке над той самой сияющей Волгой, по которой унес ее этот розовый пароход!» Нужно было спасаться, чем-нибудь занять, отвлечь себя, куда-нибудь идти. Он решительно надел картуз, взял стек, быстро прошел, звеня шпорами, по пустому коридору, сбежал по крутой лестнице на подъезд... Да, но куда идти? У подъезда стоял извозчик, молодой, в ловкой поддевке, и спокойно курил цигарку. Поручик взглянул на него растерянно и с изумлением: как это можно так спокойно сидеть на козлах, курить и вообще быть простым, беспечным, равнодушным? «Вероятно, только я один так страшно несчастен во всем этом городе», — подумал он, направляясь к базару. Базар уже разъезжался. Он зачем-то походил по свежему навозу среди телег, среди возов с огурцами, среди новых мисок и горшков, и бабы, сидевшие на земле, наперебой зазывали его, брали горшки в руки и стучали, звенели в них пальцами, показывая их добротность, мужики оглушали его, кричали ему: «Вот первый сорт огурчики, ваше благородие!» Все это было так глупо, нелепо, что он бежал с базара. Он пошел в собор, где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга, потом долго шагал, кружил по маленькому, жаркому и запущенному садику на обрыве горы, над неоглядной светло-стальной ширью реки... Погоны и пуговицы его кителя так нажгло, что к ним нельзя было прикоснуться. Околыш картуза был внутри мокрый от пота, лицо пылало... Возвратясь в гостиницу, он с наслаждением вошел в большую и пустую прохладную столовую в нижнем этаже, с наслаждением снял картуз и сел за столик возле открытого окна, в которое несло жаром, но все-таки веяло воздухом, заказал ботвинью со льдом... Все было хорошо, во всем было безмерное счастье, великая радость; даже в этом зное и во всех базарных запахах, во всем этом незнакомом городишке и в этой старой уездной гостинице была она, эта радость, а вместе с тем сердце просто разрывалось на части. Он выпил несколько рюмок водки, закусывая малосольными огурцами с укропом и чувствуя, что он, не задумываясь, умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть ее, провести с ней еще один, нынешний день, — провести только затем, только затем, чтобы высказать ей и чем-нибудь доказать, убедить, как он мучительно и восторженно любит ее... Зачем доказать? Зачем убедить? Он не знал зачем, но это было необходимее жизни. — Совсем разгулялись нервы! — сказал он, наливая пятую рюмку водки. Он отодвинул от себя ботвинью, спросил черного кофе и стал курить и напряженно думать: что же теперь делать ему, как избавиться от этой внезапной, неожиданной любви? Но избавиться — он это чувствовал слишком живо — было невозможно. И он вдруг опять быстро встал, взял картуз и стек и, спросив, где почта, торопливо пошел туда с уже готовой в голове фразой телеграммы: «Отныне вся моя жизнь навеки, до гроба, ваша, в вашей власти». Но, дойдя до старого толстостенного дома, где была почта и телеграф, в ужасе остановился: он знал город, где она живет, знал, что у нее есть муж и трехлетняя дочка, но не знал ни фамилии, ни имени ее! Он несколько раз спрашивал ее об этом вчера за обедом и в гостинице, и каждый раз она смеялась и говорила: — А зачем вам нужно знать, кто я, как меня зовут? На углу, возле почты, была фотографическая витрина. Он долго смотрел на большой портрет какого-то военного в густых эполетах, с выпуклыми глазами, с низким лбом, с поразительно великолепными бакенбардами и широчайшей грудью, сплошь украшенной орденами... Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено, — да, поражено, он теперь понимал это, — этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем! Он взглянул на чету новобрачных — молодой человек в длинном сюртуке и белом галстуке, стриженный ежиком, вытянувшийся во фронт под руку с девицей в подвенечном газе, — перевел глаза на портрет какой-то хорошенькой и задорной барышни в студенческом картузе набекрень... Потом, томясь мучительной завистью ко всем этим неизвестным ему, не страдающим людям, стал напряженно смотреть вдоль улицы. — Куда идти? Что делать? Улица была совершенно пуста. Дома были все одинаковые, белые, двухэтажные, купеческие, с большими садами, и казалось, что в них нет ни души; белая густая пыль лежала на мостовой; и все это слепило, все было залито жарким, пламенным и радостным, но здесь как будто бесцельным солнцем. Вдали улица поднималась, горбилась и упиралась в безоблачный, сероватый, с отблеском небосклон. В этом было что-то южное, напоминающее Севастополь, Керчь... Анапу. Это было особенно нестерпимо. И поручик, с опущенной головой, щурясь от света, сосредоточенно глядя себе под ноги, шатаясь, спотыкаясь, цепляясь шпорой за шпору, зашагал назад. Он вернулся в гостиницу настолько разбитый усталостью, точно совершил огромный переход где-нибудь в Туркестане, в Сахаре. Он, собирая последние силы, вошел в свой большой и пустой номер. Номер был уже прибран, лишен последних следов ее, — только одна шпилька, забытая ею, лежала на ночном столике! Он снял китель и взглянул на себя в зеркало: лицо его, — обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз, от загара казавшихся еще белее, — имело теперь возбужденное, сумасшедшее выражение, а в белой тонкой рубашке со стоячим крахмальным воротничком было что-то юное и глубоко несчастное. Он лег на кровать на спину, положил запыленные сапоги на отвал. Окна были открыты, занавески опущены, и легкий ветерок от времени до времени надувал их, веял в комнату зноем нагретых железных крыш и всего этого светоносного и совершенно теперь опустевшего, безмолвного волжского мира. Он лежал, подложив руки под затылок, и пристально глядел перед собой. Потом стиснул зубы, закрыл веки, чувствуя, как по щекам катятся из-под них слезы, — и наконец заснул, а когда снова открыл глаза, за занавесками уже красновато желтело вечернее солнце. Ветер стих, в номере было душно и сухо, как в духовой печи... И вчерашний день, и нынешнее утро вспомнились так, точно они были десять лет тому назад. Он не спеша встал, не спеша умылся, поднял занавески, позвонил и спросил самовар и счет, долго пил чай с лимоном. Потом приказал привести извозчика, вынести вещи и, садясь в пролетку, на ее рыжее, выгоревшее сиденье, дал лакею целых пять рублей. — А похоже, ваше благородие, что это я и привез вас ночью! — весело сказал извозчик, берясь за вожжи. Когда спустились к пристани, уже синела над Волгой синяя летняя ночь, и уже много разноцветных огоньков было рассеяно по реке, и огни висели на мачтах подбегающего парохода. — В аккурат доставил! — сказал извозчик заискивающе. Поручик и ему дал пять рублей, взял билет, прошел на пристань... Так же, как вчера, был мягкий стук в ее причал и легкое головокружение от зыбкости под ногами, потом летящий конец, шум закипевшей и побежавшей вперед воды под колесами несколько назад подавшегося парохода... И необыкновенно приветливо, хорошо показалось от многолюдства этого парохода, уже везде освещенного и пахнущего кухней. Через минуту побежали дальше, вверх, туда же, куда унесло и ее давеча утром. Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет. Приморские альпы, 1925.Сочинение
В своем прозаическом творчестве И. А. Бунин часто обращается к вечным темам. Тема любви - одна из главнейших в его произведениях. В истинной любви, по И. А. Бунину, есть что-то общее с вечной природой. Прекрасно только то чувство любви, которое естественно, не выдумано. Такому чувству писатель сложил подлинный поэтический гимн. Уже в самом названии рассказа «Солнечный удар» выражена непреодолимая сила любовного чувства, его преобразующее воздействие на человека.
Обыденная обстановка, обыденная ситуация - однодневная вспышка страсти безымянных героев - выбрана автором рассказа специально, чтобы оттенить эту мысль. Лишь воспоминания поручика - спонтанные, все захватывающие - проясняют истинный смысл промелькнувших мгновений прошлого. Герой вспоминает о случайном знакомстве на пароходе, о любовном приключении и разлуке навсегда. Возлюбленная сошла с парохода в маленьком уездном городке поздним вечером. А утром, после пьянящей ночи, - «солнечное, жаркое, счастливое, со звоном церквей» - завершение столь же жарких, пылких переживаний и начало разлуки.
С отъездом возлюбленной у поручика появилось болезненное ощущение утраты: «странное, непонятное чувство, которого совсем не было, когда они были вместе». Страдания нарастают: «Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено… этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем!»
Ощущение утраты резко изменяет восприятие героем окружающего мира. Жизнь городка становится «глупой, нелепой», красота природы кажется ненужной, а слепящий свет, «пламенный и радостный», исходит от «как будто бесцельного солнца». С потерей любимой бессмысленной становится вся красота мира. Мастер пейзажной живописи, И. А. Бунин воссоздает яркое природное цветение, но лишь для того, чтобы передать рожденные им страдания одинокого человека. Весь мир, объективно прекрасный, субъективно воспринят как мучительное испытание, все в нем усиливает несчастье. Немудрено, что рассказ (после поэтической зарисовки вечерней заря) кончается кратким сообщением: «Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет».
В пределах кратчайшего временного отрезка произошла психологическая метаморфоза. Этот композиционный прием убеждает нас: все переживания поручика - тоска по уехавшей возлюбленной, внутренняя сосредоточенность на чувстве к ней, боль одиночества - столь же естественно свойственны его душе, как первый порыв страсти.
Неожиданно, но закономерно пробуждается присущая любому человеку и до поры дремлющая способность к всепоглощающей любви. Осмысление любви в рассказах И. А. Бунина выражает общее представление писателя о жизни: мир катастрофичен, и любовь лишь призрак подлинного счастья земного бытия и, может быть, самый короткий путь познания его неосуществимости. Искусство для И. А. Бунина становится возможностью увековечения мига, в котором проявляется и красота, и трагедия, и вечная тайна мира.
Другие сочинения по этому произведению
Любовь в рассказе И. А. Бунина «Солнечный удар»: легкое увлечение или трагедия всей жизни? Мотив любви «как солнечного удара» в прозе И. А. Бунина Смысл названия и проблематика рассказа И. А. Бунина «Солнечный удар» Тема любви в прозе И.А.Бунина (на примере рассказа "Солнечный удар"). Рецензия на рассказ И.Бунина «Солнечный удар» История создания и анализ рассказов о любви ("Солнечный удар", "Чистый понедельник")Проблеме верности и измены посвящены многие произведения А.С. Пушкина. Так, рассказывается о предательстве гетмана Украины Мазепы. Он восстаёт против власти России и лично Петра I и идёт на союз с королём Швеции – Карлом XII . Причина измены Отечеству и ненависти Мазепы к русскому царю – оскорбление, некогда нанесённое Петром Мазепе. Царь за дерзко сказанное слово схватил гетмана за усы. Изменнику после разгрома шведских войск под Полтавой пришлось постыдно бежать.
также поднимается проблема верности и измены, которая тесно связана с главной проблемой произведения – честь и бесчестие. Верность здесь можно рассматривать как в личном аспекте, так и в социальном. Так, главный герой произведения – Пётр Гринёв – отказывается присягать на верность бунтовщику Емельяну Пугачеву и готов принять смерть, говоря, что уже присягал матушке-императрице. Не таков его противник и бывший товарищ по службе в Белогорской крепости – Алексей Швабрин. Этот герой с легкостью отказывается от офицерской шпаги и переходит в подчинение Пугачева.
Пётр Гринёв верен своей любви к Маше Мироновой: пообещав девушке жениться на ней, он не смиряется с запретом своих родителей, отказывавшим влюблённым в благословении. Героя также не останавливает пленение Маши Швабриным, который командует теперь Белогорской крепостью и удерживает дочь своего бывшего начальника, насильно склоняя её к замужеству с ним. Гринёв не оступается от решения вызволить Машу из рук Швабрина и едет в крепость, несмотря на то что начальник Оренбургского гарнизона отказывает герою в военной поддержке. Пётр едет за помощью к Пугачёву, рассказывая ему о самоуправстве своего бывшего товарища.
Маша Миронова так же верна своей любви, она прямо заявляет, что для неё лучше умереть, чем выйти замуж за нелюбимого.
Изменником присяги оказался и герой
Младший сын Тараса – Андрий – из-за любви к польской панночке предаёт своих товарищей и Родину:
говорит он панночке, когда тайно приходит к ней в осаждённый казаками город. Тарас Бульба не в силах перенести подобного унижения. Он не может простить сына за измену и в одном из боев, где Андрий сражается на стороне поляков, заманивает его в лес и убивает. В отличие от Андрия, старший сын Тараса – Остап, попав в плен к полякам, не склоняет головы перед врагом. Его пытают, но ни один стон не вырывается из его груди; после страшных пыток Остапа казнят.
проблема верности и измены также важнейшая. Испугавшись «мненья света», боясь потерять свою репутацию, Онегин не идёт на примирение с Ленским, изменяет их дружеским отношениям. Хотя избежать дуэли было так просто. Сам главный герой понимал, что небольшая ложь Владимира о том, что на именинах у Татьяны будет лишь тесный семейный круг, чтобы заставить его, Онегина, принять приглашение, и дальнейший флирт «в отместку» с невестой Ленского – Ольгой, повод для поединка несущественный. Да и Владимир уже на следующее утро после именин, заехав повидаться перед дуэлью с Ольгой и увидев её радость и счастье от встречи с ним, осознаёт, что для неё вчерашние танцы и разговоры с Онегиным не более, чем развлечение.
Примером истинной верности в этом произведении становится главная героиня – Татьяна Ларина. Она влюбляется в Онегина с первого взгляда и сохраняет это чувство и после того, как понимает, что её возлюбленный вовсе не тот романтический герой, каким ей его нарисовала воображение. Даже выйдя замуж за дальнего родственника Онегина – знаменитого генерала, в душе она продолжает хранить верность своей первой любви. Несмотря на это, Татьяна отказывает Евгению во взаимных чувствах, когда тот возвращается в Россию после нескольких лет странствий и влюбляется в преображённую Татьяну. Она с горечью и гордостью отвечает ему:
Верен своим чувствам и
Алексей Берестов влюбляется в крестьянскую девушку Акулину, за которую выдаёт себя Лиза Муромская, дочка соседа Берестовых – дворянина Григория Ивановича Муромского. Из-за глупой вражды между Берестовым и Муромским их дети никогда друг друга не видели. Всё это и позволило случиться истории, которую так увлекательно рассказывает Пушкин. Алексей Берестов настолько влюбляется в Лизу-Акулину, что намеревается соединиться с ней на всю жизнь, дать ей образование и, как говорится, умереть в один день. Он понимает, что никогда не получит благословения отца на этот неравный брак и, следовательно, наверняка лишится наследства, но это не останавливает молодого человека, готового в своих чувствах идти до конца.
из-за зависти и ревности идёт на предательство Печорина, так как тот оказался счастливее его в любви. В Печорина влюбляется княжна Мери Лиговская, которая прежде симпатизировала Грушницкому, имевшему на девушку свои планы. Лишённый великодушия, Грушницкий не может простить Печорину своего поражения и решается на подлый шаг – бесчестную дуэль. Он клевещет на Печорина, обвиняя того в близких отношениях с княжной Мери, а во время поединка предлагает бывшему приятелю пистолет, заряженный холостыми патронами.
Примером истинной верности может служить отношение Дмитрия Разумихина – одного из героев
к своему другу – главному герою произведения Родиону Раскольникову. Именно Разумихин поддерживает Раскольникова, когда тот мечется в страшным муках, пытаясь избежать задуманного им убийства старухи процентщицы. Дмитрий ничего не знает о планах Раскольникова, но видит, что тот находится в бедственном положении, поэтому, не раздумывая, предлагает ему своих учеников, чтобы дать возможность подзаработать. Именно Разумихин находит Раскольникова уже после совершения преступления, когда тот лежит в бреду в своей комнатке, похожей на гроб. Именно он вызывает врача и потом буквально кормит главного героя с ложки. Разумихин же заботится о матери и сестре Раскольникова, когда те приезжают в Петербург. Позднее, когда Раскольникова приговорят к каторге, Дмитрий, к тому времени женившийся на сестре Родиона Дуне, принимает решение за четыре года скопить первоначальный капитал и отправиться в Сибирь, поближе к острогу Раскольникова.
помолвленная с Андреем Болконским, поддаётся страсти, вспыхнувшей в ней при встрече с Анатолем Курагиным. Она тоскует по Болконском, который оставил её, чтобы поехать на лечение за границу, но порочная красота Курагина заставляет девушку на время забыть о женихе. Наташа думает, что её чувства к Анатолю настоящие, а главное – взаимные, она отказывается верить упорным слухам о непорядочности и распутстве Курагина. Девушка даже решается на побег с ним. К счастью, побег не состоялся. Но Наташе пришлось горько разочароваться в Анатоле. Она понимает, как больно сделала и Андрею, и своей семье, какой позор она навлекла на всех них. Осознание своей неправоты заставляют девушку обратиться к Богу, она раскаивается и горячо молится о прощении. В конце романа мы видим, как умирающий Болконский прощает Наташу за её поступок, когда девушка приходит к нему и говорит, что знает, какая она была «нехорошая», но теперь она изменилась.
Не такова другая героиня романа – Элен Курагина. Подобно своему брату Анатолю, она порочна и корыстна. Не особо скрываясь от мужа – Пьера Безухова, она окружает себя фаворитами. Пьер узнаёт об этом и оставляет Элен, но женщину это мало заботит. Главное, чтобы муж не переставал оплачивать её счета. Впоследствии она решает любыми путями развестись с Пьером. Именно в это время Элен встречается с двумя мужчинами и мучительно пытается выбрать между ними, мечтая о том, чтобы можно было выйти замуж сразу за двоих.
мы видим, как хранит верность первой и единственной любви героиня Надежда. Совсем юной, она, служившая при господах в доме, влюбилась в молодого барина – Николая Алексеевича. По словам Надежды, она отдала ему всю «свою молодость, свою горячку», да так и осталась ни с чем. Молодой барин бросил её, женился на девушке из своего круга. Встретившись случайно через тридцать лет на постоялом дворе, который держала Надежда, полковник Николай Алексеевич, вспоминает, как прелестна была девушка в молодости. Он просит прощения у Надежды за свой поступок тридцатилетней давности, целует ей руки и признается, что никогда в жизни счастлив не был. Уезжая, он думает, что действительно именно Надежда подарила ему не просто лучшие, но поистине волшебные мгновения жизни, но тут же предаёт свои воспоминания. «Вздор!» – думает герой. «Что бы мы делали, если бы я тогда её не бросил?». Ведомый социальными предрассудками и собственным эгоизмом, Николай Алексеевич не может представить себя Надежду матерью его детей и хозяйкой его дома.
Хранит верность первой любви и другая героиня Бунина
Проводив жениха на войну, вскоре она узнаёт о его смерти. И много ещё всякого было в её жизни после их последнего свидания: тяготы революционного времени, смерть родителей, замужество, отъезд из революционной России, скитания по Европе, зарабатывание на хлеб тяжёлым трудом. Но и по истечении стольких лет, где осталось, казалось, всего так много и разно, уже состарившаяся героиня задаётся вопросом: «А что же было в моей жизни? И отвечает себе: «Только тот холодный осенний вечер». Вся жизнь вместилась в один день – день, когда была молода и влюблена.
Сергей Иванович Тальберг предаёт жену Елену и бросает её в городе, который вот-вот захватят войска Петлюры, а сам бежит в Германию, где вскоре женится на другой женщине.
Маргарита остаётся верной Мастеру даже тогда, когда тот бесследно исчезает. Она делает всё, чтобы разыскать любимого и спасти его и его детище – роман о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри. Маргарита идёт даже то, что соглашается продать душу дьяволу. Ведь для неё вечное блаженство на небесах – ничто без того, кого она ждала всю жизнь, кого искала когда-то с жёлтыми цветами в руках. И верность женщины вознаграждена: Мастер найден, а его роман возрождён из пепла. И даже поступок Маргариты – продажа собственной души – прощается. Ведь сделано это было не ради эфемерных вещей вроде денег, славы или вечной молодости. Она пожертвовала душой ради спасения другого человека, а это важное обстоятельство для прощения.
Изменника Родины мы видим
Попав в плен к фашистам вместе со своим напарником Сотниковым, партизан Рыбак становится предателем. Видя окровавленные руки товарища, которого приволокли в подвал после пыток, Рыбак думает, что так просто он не дастся… На допросе он отвечает толково, хитро и старается понравиться полицаю. На следующий день Сотникова, Рыбака и ещё несколько крестьян, укрывавших их, ведут на казнь. Сотников пытается спасти товарища и кричит, что это он убил полицая, а Рыбак здесь ни при чём, оказавшись рядом случайно. Но это не трогает прислужников фашистов – местных полицаев. Видя, что жизнь его обречена, Рыбак падает в ноги к немцам и соглашается сотрудничать. Чурбак из-под Сотникова пришлось выбивать ему: немцам было нужно проверить Рыбака «в деле», «связать ему руку» кровью русского партизана. После этого герой ещё надеется сбежать, но, вглядевшись в полные ненависти глаза мужика-крестьянина, видевшего казнь, понимает, что после совершённого бежать ему некуда…
главный герой – Саня Григорьев является олицетворением верности – верности слову, идее, любви. Так, он не отказывается от мысли доказать свою правоту насчёт того, что полярную экспедицию капитана Татаринова погубил его родной брат – Николай Антонович Татаринов, а сам капитан Татаринов сделал большое географическое открытие. Будучи ещё совсем мальчишкой, он не боится гнева Николая Антоновича. Санька верен и своей любви к Кате Татариновой, нося это чувство в сердце всю жизнь. В свою очередь и Катя преданна Сане. Так, она отказывается верить в то, что её муж погиб во время бомбёжки санитарного поездка и отвергает помощь вечного врага Григорьева – Михаила Ромашова, принёсшего Кате страшную весть. « Верность и измена »
(375 слов) Когда зарождается любовь, вы не вправе выбирать, какой ей быть. Вам не предугадать конец или хотя бы середину того пути, что предстоит пройти вместе с этими чувствами. Она может обернуться счастьем или трагедией, но какой бы она не оказалась — она всегда поистине прекрасна. Но эта красота зиждется на твердом основании – верности, без которой невозможно по-настоящему полюбить.
В рассказе И.А. Бунина «Темные аллеи» находятся противоположные примеры, что помогут нам проверить данное утверждение на подлинность. Чувства Надежды к Николаю Алексеевичу не исчезли даже после того, как он ее бросил. Главным доказательством ее чистой любви является то, что она не смогла выйти замуж за другого мужчину. Если бы она сделала это, ее эмоции были бы сведены нами к банальному увлечению молодости, ведь какая же это роковая страсть, если человек спокойно заменил ее на другую? Но Надежда выбрала жизнь в одиночестве, и лишь спустя тридцать лет вновь встретила того, ради кого сделала этот выбор. Надежда все ещё помнит и свою любовь, и свои обиды. Внутри неё томятся боль и разочарование, но даже они не в силах поколебать ее преданность тем чувствам, которые так жестоко ее обманули. Однако она счастлива тем, что почувствовала и пронесла через всю жизнь настоящую, искреннюю, чистую страсть.
Вторым примером является Николай. Он тоже не был равнодушен к Надежде, но его отношение к ней, скорее, потребительское. Он получил, что хотел, и не чувствовал себя ответственным за ту, кого приручил. Вскоре он увлекся другой женщиной и даже искренне полюбил ее, ведь она была представительницей его сословия, а Надя – простой крестьянкой, которую не представишь друзьям и родителям. Казалось бы, он даже не предал, а нашел настоящую любовь и остепенился, но смог ли он построить счастье после того, как разрушил чью-то жизнь? Нет. Он тоже стал жертвой измены самого дорогого человека. Нельзя сказать, что это как-то связано с его прошлым, наоборот: стоит пожалеть его, ведь он понял, как сильно виноват перед Надей. Кроме того, несмотря на пережитое, он не познал настоящей любви: пока он жалуется и сетует на обман, женщина не винит его и не унижается до жалоб.
Таким образом, человек, который изменяет, лишает себя способности действительно сильно любить. Это чувство не может жить в сердце, развращенном предательством. Конечно, порой трудно избавиться от соблазна, но одно воспоминание о любви, чистой и страстной, стоит того, чтобы хранить верность всю жизнь.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
