Гаври́ло При́нцип (25 июля 1894 - 28 апреля 1918) - известен тем, что 28 июня 1914 года убил австрийского престолонаследника Франца Фердинанда и его жену Софию (Сараевское убийство). Это послужило поводом к началу Первой мировой войны.

Биография

Принцип, боснийский серб, родился в Обляе (серб. Обљај ), в Боснии. Босния и Герцеговина была оккупирована Австро-Венгрией с 1878 года, и была аннексирована в 1908 году. В 1912 году Гаврило Принцип вступил в революционную организацию «Млада Босна», боровшуюся против оккупации.

История убийства

28 июня 1914 года эрцгерцог Франц Фердинанд приехал в Сараево по приглашению генерала Оскара Потиорека, чтобы наблюдать за маневрами. Франц Фердинанд был умеренным австрийским политиком, сторонником автономии для боснийцев, и уже этим сильно раздражал экстремистов из «Молодой Боснии».

«Млада Босна» решила убить Фердинанда. Убийство было поручено группе из шести заговорщиков, по крайней мере три из них, в том числе Принцип, были больны туберкулёзом - в то время смертельное и неизлечимое заболевание. Интересно, что Франц Фердинанд тоже был болен туберкулёзом.

Незадолго до 10 утра в воскресенье чета прибыла в Сараево на поезде. В 10.10 кортеж из шести машин (Франц Фердинанд с женой ехали во второй, вместе с Потиореком), приветствуемый толпами народа, миновал центральное отделение полиции. Там их ждали заговорщики.

Неделько Чабринович (серб. Недељко Чабриновић ) бросил гранату, но промахнулся. Осколками был убит шофёр третьей машины и ранены её пассажиры, а также полицейский и прохожие из толпы. Чабринович проглотил заранее полученный им яд (цианистый калий), но его только вырвало. Возможно, вместо цианистого калия ему дали какой-то более слабый яд. Он прыгнул в реку, но уже в реке был схвачен, жестоко избит и передан в руки австрийцев. Другие заговорщики не смогли ничего сделать из-за заслонившей машину толпы народа. Покушение как будто провалилось.

Франц Фердинанд поехал читать речь в городскую ратушу. После чтения речи один из придворных его свиты, барон Морсе (Morsey), предложил Потиореку разогнать с улиц толпы, чтобы обезопасить эрцгерцога на пути в госпиталь, где он собирался навестить раненого графа Мериции, и в музей Сараево. В ответ Потиорек сказал «Вы думаете, что Сараево кишит убийцами?» , и Франц Фердинанд решил поехать в больницу навестить раненых при покушении. Софи настояла на том, чтобы ехать с ним. Ехать решили по боковой набережной Аппель (Appel). Потиорек забыл сообщить шофёру Францу Урбану об изменении маршрута. Шофёр повернул на улицу Франца Иосифа. Ему объяснили, что он едет неправильно. Он начал медленно разворачивать машину. В этот момент машину заметил Гаврило Принцип, покупавший в соседнем магазине бутерброд. Он подбежал к машине и выстрелил Софи в живот, а затем Францу Фердинанду в шею. По одной из версий Принцип метил не в Софию, а в Потиорека. Как и Чабринович, он попытался отравиться, и его вырвало. Затем он попытался застрелиться, но набежавшие люди отобрали у него пистолет. Как и Чабриновича, его избили - так жестоко, что в тюрьме ему пришлось ампутировать руку. По другой версии маршрут не изменяли, а шофёр первой машины помогал заговорщикам.

Фердинанд и его жена были перевезены в резиденцию губернатора, где они умерли не более чем через час после выстрелов.

Все шестеро заговорщиков были арестованы. Они отказывались отвечать на вопросы следователей, только один из них (вероятно, Данило Илич) сломался и рассказал все детали, в том числе заявил, что оружие было предоставлено сербским правительством.

Принципа не могли приговорить к смертной казни, поскольку ему было только 19 лет, и по австро-венгерским законам он был несовершеннолетним. Он был приговорён к максимально возможному сроку - 20 годам тюремного заключения. Он содержался в тюрьме в тяжёлых условиях и умер от туберкулёза 28 апреля 1918 года в Терезинштадте (ныне Терезин, Чехия, впоследствии тюрьма использовалась как концентрационный лагерь в годы Второй мировой войны). Остальные заговорщики, кроме Данило Илича, тоже были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Данило Илич и ещё два террориста - Велько Кубрилович и Мишко Йованович - были повешены 3 февраля 1915 года.

Австро-Венгрия предъявила Сербии унизительный Июльский ультиматум. Сербия согласилась со всеми условиями последнего, кроме права представителей австрийского правительства участвовать в расследовании инцидента. Австро-Венгрия обвинила Сербию в неискренности и объявила ей войну, что послужило толчком к началу Первой мировой войны. Одним из последствий Первой мировой войны стал распад Австро-Венгерской империи. Это произошло через шесть месяцев после смерти Гаврилы Принципа.

Память

В честь Гаврилы Принципа названы улица в столице Сербии Белграде (Ulica Gavrila Principa), в городе Ниш, также в городе Бар в Черногории.

В июне 2014 г., перед столетней годовщиной сараевского убийства, в Источно-Сараеве в Республике Сербской в составе Боснии и Герцеговины поставили памятник Гавриле Принципу. Присутствовавший на церемонии открытия президент Республики Сербской Милорад Додик заявил, что сербы гордятся предками, боровшимися за сохранение своей идентичности.

Во что стрелял Гаврила Принцип?

Эрцгерцог Фердинанд

Утром 28 июня эрцгерцог и его супруга Софи прибыли в Сараево. В сопровождении почетного караула они поехали по извилистым улицам города. Здесь обнаружилась одна странность. Несмотря на огромные толпы народа, собравшиеся кто для приветствия, кто любопытства ради, уровень безопасности явно не соответствовал важности момента.

По пути следования кортежа было расставлено весьма незначительное количество австрийских солдат.

В чем причина столь очевидной беспечности? Военные власти хорошо знали, что престарелый император Франц-Иосиф крайне болезненно реагировал на все случаи, когда эрцгерцога принимали "излишне помпезно", поскольку недолюбливал своего племянника. Последний прогневал монарха женитьбой на Софи Хотек, простой графине. Тем самым он нарушил законы о престолонаследии, неумолимые по части "сердечных дел". Император объявил детей от этого брака морганатическими, в силу чего они не могли в будущем претендовать на австрийский престол.

В толпе находилось всего около 120 полицейских. Однако их хватило, чтобы нейтрализовать нескольких террористов. Один боевик увидел рядом с собой полицейского и побоялся рисковать своей жизнью. Второго зажало в толпе, и он оказался не в состоянии высвободиться к нужному моменту. Третий не решился стрелять из опасения, что попадет в Софи.

Четвертому просто-напросто отказали нервы. Наконец, Кабринович метнул бомбу, но, по всей видимости, плохо прицелился, ибо она взорвалась под машиной эскорта, ранив армейского офицера. Согласно другой версии, она попала на складной верх автомобиля с эрцгерцогом, а тот не растерялся и сбросил ее вниз. Видя неудачу, Кабринович проглотил яд, который почему-то не подействовал, и тогда террорист кинулся в речку, практически высохшую от летней жары, где и был схвачен.

Как всегда вмешался Его Величество Случай. Услышав взрыв, Гаврила Принцип решил, что террористический акт удался, и направился в кафе, чтобы отпраздновать это событие. Однако Франц-Фердинанд благополучно добрался до ратуши, где его встретил не на шутку перепуганный мэр. Эрцгерцог был не робкого десятка. Выступив с кратким приветственным словом, он пожелал навестить в больнице полковника, пострадавшего от осколков бомбы Кабриновича. Разумеется, вся свита отправилась вместе с ним.

По пути к больнице машина, в которой находился эрцгерцог, повернула не там, где надо, и совершенно случайно поравнялась с кафе, из которого как раз в этот роковой момент выходил Принцип.

Увидев живого и невредимого Франца-Фердинанда, террорист быстро подбежал к автомобилю и произвел два прицельных выстрела из револьвера. Одна пуля попала эрцгерцогу в область шеи, пробив яремную вену, и застряла в позвоночнике. Софи привстала и, получив вторую пулю, которая ее смертельно ранила, упала на колени мужа. Тот, находясь в состоянии аффекта, обхватил ее голову руками и закричал: "Соферл, Соферл, пожалуйста, не умирай - живи ради детей!". Софи скончалась через пятнадцать минут после Франца-Фердинанда. На Принципа яд тоже не подействовал, и его схватили на месте преступления.

Реакция империи Габсбургов была вполне естественной. Австро-Венгрия сейчас же предъявила ультиматум Сербии и потребовала права произвести следствие в Белграде, послав туда своих юристов. Глава сербского правительства Никола Пашич слезно просил защиты у русского Государя. Николай II оказался перед сложным выбором и, в конце концов, он решил поддержать братский православный народ.

К сожалению, царь не ведал, что убийство эрцгерцога было задумано и организовано руководителем разведки Генштаба Сербии (в 1913-1915 годах) полковником Драгутином Дмитриевичем, прозванным за свою физическую силу Аписом, то есть быком. Кто скрыл от Государя истинные причины убийства - военный агент Артамонов, посланник Гартвиг или министр иностранных дел Сазонов, - это, видимо, навсегда останется тайной.

Под давлением Берлина, решившего выжать из убийства максимум возможного, Франц-Иосиф объявил войну Сербии. Принесенные сербской стороной извинения вполне могли удовлетворить австрийцев, по крайней мере на тот момент, но союзники твердо вознамерились разгромить Сербию и уже ни на что не обращали внимания. В ответ на демонстрацию силы Россия начала всеобщую мобилизацию - этого от нее, собственно говоря, и ожидали. Германия потребовала прекратить мобилизацию и, не получив ответа, 1 августа 1914 года объявила войну.

Следом за Россией оружие расчехлили Великобритания, Франция и ряд других стран. Грянула первая мировая война - война, приведшая к крушению четырех империй: Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской. К концу 1918 года эта война унесла жизни почти 20 миллионов человек.

Кому мешал Франц-Фердинанд?

В общественном сознании того времени утвердилась мысль (или, что скорее всего, ее утвердили), будто Франц-Фердинанд возглавлял военную и антиславянскую партию в Австрии, настоявшую на аннексии провинций. Именно эта мысль была внушена исполнителям покушения. Вряд ли 19-летние юнцы знали, что эрцгерцог склонялся к идее триализма, то есть предоставления автономии южным славянам, и искал на этой почве общий язык с Николаем II, имея целью восстановить союз трех императоров. Гордый немец, глубокий консерватор и хранитель многовековых основ монархии Габсбургов - он неожиданно проявил революционную по сути инициативу.

Будучи мудрым политиком, Франц-Фердинанд предвидел, что славянские народы, являющиеся гражданами его империи, несомненно приведут ее, рано или поздно, к развалу, расчленят на лоскутки. Чтобы предупредить это, он стал настаивать в Вене на равных правах для славян, наравне с австрийцами и венграми, рассчитывая тем окончательно привязать поляков, чехов, словаков, галичан, хорватов и сербов к габсбургскому трону.

Франц-Фердинанд показал себя отменным геополитиком. Он не терпел русских, но говорил: "Я никогда не поведу войну против России.

Я пожертвую всем, чтобы этого избежать, потому что война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, или, может быть, свержением обеих династий... Война с Россией означала бы наш конец. Если мы предпримем что-нибудь против Сербии, Россия встанет на ее сторону, и тогда мы должны будем воевать с русскими".

Предупреждая рвавшегося в бой начальника австрийского Генштаба Конрада фон Гётцендорфа, эрцгерцог прямо указывал на тех, кому выгодна война: "Войны с Россией надо избегать, потому что Франция к ней подстрекает, особенно французские масоны и антимонархисты, которые стремятся вызвать революцию, чтобы свергнуть монархов с их тронов".

Так оно и произошло. Организаторы покушения хорошо знали, кого они решили ликвидировать, какие последствия вызовет это убийство.

Кстати, еще в 1912 году в одном из западных изданий появилось предсказание некоего масонского деятеля: "Эрцгерцог осужден и умрет на пути к трону".

Статс-секретарь Великобритании сэр Эдуард Грей оказался прав, когда пессимистически заметил: "Миру, вероятно, никогда не будет сказано все о подлинной стороне убийства эрцгерцога Франца- Фердинанда. Судя по всему, мы никогда не будем иметь ни одного человека, который знал бы все, что надо было бы знать".

И все же, мы попытаемся разобраться в этом деле. История повторяется. Мир вновь пытаются столкнуть в пропасть войны, чтобы установить "новый порядок". Быть может, стоит вслушаться в далекое эхо ушедшей эпохи, ставшее вдруг таким громким и явственным? Быть может, стоит внять голосам людей, своими благими пожеланиями вымостившими дорогу в ад передела мира? Право, безопасность России стоит того.

"Молодая Босния"

Все непосредственные участники покушения входили в подпольную организацию "Млада Босна" ("Молодая Босния"), которая, по странному стечению обстоятельств, не оставила после себя никаких письменных документов.

Организация возникла в 1912 году, вскоре после аннексии Боснии и Герцеговины монархией Габсбургов. Ее костяк составляли "мелкобуржуазные революционеры" социалистического толка, которые придерживались тактики индивидуального террора. Своей целью они считали освобождение страны от гнета австрийской империи и создание независимого государства путем воссоединения Сербии с провинциями. Помимо собственно сербов, в состав тайного общества входили хорваты, словенцы и отуреченные сербы, называющие себя мусульманами.

В течение 1910-1914 годов "Млада Босна" и ряд аналогичных ей организаций осуществили целую серию покушений: на генерал-губернатора Боснии и Герцеговины генерала Мариана Варешанина, министра финансов Австро-Венгрии графа Леона Билинского, королевского комиссара Славко Цувая и его преемника Ивана Шкерлеца.

За организацию убийства Франца- Фердинанда взялись члены организации - Данило Илич, Гаврила Принцип и несколько их единомышленников. Само покушение было намечено на 28 июня - годовщину разгрома Сербии турками на Косовом Поле в 1389 году.

Несмотря на большие цели, молодые террористы были пешками в чужой игре. За их спинами угадывалась мощная фигура человека, которого они знали только под псевдонимом "Апис". Также они знали, что возглавляемая "Аписом" тайная организация "Черная рука" дотянется, если потребуется, до любого из них, и дотянувшись, покарает без жалости и капли милосердия.

"Черная рука"

Знак с «мертвой головой» тайной организации «Черная рука» (при масонской ложе «Молодая Босния»), член которой Гаврила Принцип убил 1 августа 1914 года в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супругу графиню Хотек, что спровоцировало начало Первой мировой (Великой) войны

Вековая борьба за освобождение от турецкого ига закончилась в 1912 году победой славянских народов на подступах к Чаталадже - последней оборонной линии Истамбула. После этого сербы одержали победу над своими недавними союзниками болгарами и отняли у них Македонию. В Белграде эти успехи многим вскружили головы, и тогда созрела мечта о великом славянском государстве под эгидой сербов.

Но не все сербы разделяли эти идеи. Так, например, возникло течение, готовое ладить с Веной, и эти сторонники дружбы с Австрией одержали верх, когда в Белграде королем стал Александр Обренович с супругой Драгой. Но сторонники Великой Сербии с этим не примирились и устроили кровавый переворот, умертвив короля и королеву, а на престол возвели Петра из рода Карагеоргиевичей, чей предок "Черный Георгий" был известным героем в борьбе с поработителями-турками. Кровь и насилие, которыми сопровождался переворот, стали зловещим предзнаменованием будущего. И, действительно, тайное руководство политикой Белграда сосредоточилось в руках офицеров-заговорщиков, входивших в консперативную организацию "Объединение или смерть" ("Уедненье или смрт"), которая в глубоком подполье называлось еще проще - "Черная рука".

"Черная рука" ("Црна рука") возникла в 1911 году и базировалась в Сербии. Ее лидерами являлись полковник Драгутин Дмитриевич, майоры Велимир Вемич и Воцлав (Войя) Танкосич. Именно они организовали дворцовый переворот 29 мая 1903 года, зверски убив короля Александра и королеву Драгу. Надо сказать, что в проскрипционных списках этого тайного союза значились также болгарский царь Фердинанд, король Греции Константин, черногорский монарх Николай и... австрийский престолонаследник Франц-Фердинанд.

По своей тактике индивидуального террора "Черная рука" мало чем отличалась от "Молодой Боснии", но расходилась с последней в программных положениях. Националисты из "Черной руки" придерживались великодержавных планов. Задуманное государство южных славян, по их мнению, должно было стать "Великой Сербией".

Интересная деталь: во главе союза находилась Верховная Центральная управа, состоявшая из одиннадцати человек. Только они подписывались своими подлинными именами, все остальные члены организации имели лишь порядковый номер и слепо подчинялись приказам своего руководства.

Печать организации включала в себя изображение черепа и костей, кинжала, бомбы и сосуда с ядом, то есть практически все атрибуты террора. При вступлении в союз в письменном виде давалась клятва, которая подписывалась кровью. Неисполнение ее каралось смертью.

Когда стали известны планы Франца- Фердинанда, люди "Черной Руки" с ужасом поняли, что славянские народы Австро-Венгрии предпочтут стабильность и автономию подчинению сербам. Все они коренным образом отличались от сербов, проживших пять веков под владычеством турок, и по культуре и благополучию считавших себя гораздо выше этих претендентов на власть с Востока.

Апис и его друзья сразу почувствовали смертельную опасность свои планам и решили действовать немедленно, с целью устранения Франца-Фердинанда, как своего лютого врага и опасного конкурента, чье присутствие на Видовдан было лучшим доказательством его намерений привлечь на свою сторону всех многочисленных славян, населявших Австро-Венгрию. Таким образом, планы сербских националистов и масонов совпали.

Нет абсолютно никаких документальных подтверждений, но можно предполагать, что и само сербское правительство во главе с Николой Пашичем приняло решение ничего не ведать, но и не противодействовать... Хотя, по утверждению историка Роберта Эрганга, "несколько членов сербского кабинета, включая премьер-министра, знали о заговоре, и будь у них намерение помешать покушению, они бы легко с этим справились".

Так судьба человечества оказалась в 1914 году в руках одного человека - полковника сербской армии, начальника разведки Генштаба, но, главное, вождя "Черной руки" Аписа-Дмитриевича.

Подготовка к покушению

Как только Дмитриевич получил сообщение о намерении эрцгерцога посетить Сараево, он принял решение о покушении. С этой целью Апис подобрал трех студентов - Неделько Кабриновича, Трифко Грабеца и Гаврилу Принципа, которые прямо-таки горели желанием принять участие в "большом деле".

Апис представил юнцов членам "Черной руки" и заставил повторить клятву тайного общества: "Солнцем, греющим меня, землей, питающей меня, Господом, кровью моих предков, своей жизнью и честью я клянусь верности делу, сербской национальной идее и готовности отдать жизнь за него".

Под опекой Дмитриевича террористы прошли специальную подготовку, которая проходила на Баньице - учебном военном поле под Белградом, недалеко от военного министерства и русского посольства. Боевиков учили стрелять из револьверов по подвижным и неподвижным целям, прорыву через линию охраны. По некоторым данным, которые, правда, уже невозможно проверить, боевиков обучали и метанию бомб.

Пистолет, которым Гаврило Принцип производил выстрелы

Когда юнцов натренировали на убийство, каждому выдали по пистолету и гранате, а чуть позже - еще шесть бомб, четыре браунинга и дозу якобы цианистого калия для того, чтобы покончить с собой во избежание ареста.

Затем Апис тайно отправил террористов в городок Ужице, поближе к границе с Боснией. В ночь с 1 на 2 июня они с помощью пограничной стражи беспрепятственно проникли на сопредельную территорию, где их с нетерпением ожидали Данило Иличи и Радо Малобабич - доверенное лицо Аписа для связи с русским посольством. Некоторое время боевики отсиживались в домике Илича, который был известен как редактор социалистической газеты "Звоно" ("Колокол") и переводчик Максима Горького на сербский язык. Следуя инструкциям "черного полковника", он принял еще четверых террористов, вызвавшихся убить эрцгерцога.

Все эти события подробно описаны в книге бывшего сербского министра Слободана Ивановича, напечатанной уже после Первой мировой войны. По выходу в свет эта книга была конфискована, а ее автор немедленно уволен с министерского поста.

Русский след

И здесь возникает трагический вопрос: а был ли осведомлен о планах заговорщиков русский военный агент полковник Артамонов, вхожий ежедневно в сербское военное министерство? Он должен был доложить о полученной информации посланнику Гартвигу или советнику посольства Штрандтману. В свою очередь, получив "горячие" данные, они обязаны были незамедлительно довести их до министра иностранных дел Сазонова.

На бумаге сохранялся еще вековой давности Священный Союз, заключенный в 1815 году в Вене монархиями Европы: Австрией, Пруссией, Баварией, Саксонией, Россией и реставрированной бурбонами Францией.

Сей договор предписывал сторонам приходить с военной помощью друг к другу, если монархический строй где-либо окажется под угрозой.

Император Николай I счел этот договор обязательным и в 1848 году послал свои войска на подавление Венгерского восстания, грозившего свергнуть династию Габсбургов. Летом 1914 года подготовка террористического акта в Сараево требовала от России вмешательства, то есть обуздания сербских националистов. Этого не произошло: то ли секретный доклад о планах "Черной руки" застрял в одном из русских - военном или дипломатическом - представительств в Белграде, то ли был положен под сукно в Петербурге. Или его не было в помине. Хотя, конечно, в это трудно поверить.

Итак, первым по цепочке проходит военный атташе в Белграде полковник Виктор Алексеевич Артамонов. Обвинения в его адрес звучали не только в Вене и Берлине. В 20-х годах поддержка Россией Сербии трактовалась некоторыми советскими историками, как "разжигание сербского национализма". Так, например, историк-марксист М.Н. Покровский называл убийство в Сараево провокацией русского Генштаба, что, в частности, нашло отражение в седьмом томе Малой Советской Энциклопедии 1930 года. Эту версию затем развивал нацистский историк Г. Юберсбергер.

Однако, уже после Первой мировой войны Артамонов трижды опровергал свое участие в заговоре в различных органах печати. Опубликованные уже в годы Советской власти документы из архивов царского времени также не подтвердили участия русских представителей в этом деле. Наоборот, из рапортов и телеграмм полковника Артамонова генералу Н.А. Монкевичу явственно просматривалось негативное отношение к этой тайной организации.

В телеграмме от 17 января 1912 года Артамонов сообщал: "Не скрою, что "Черная рука" через одного офицера сделала попытку войти в сношения со мной. Конечно, я немедленно и решительно отклонил приглашение переговорить с членами тайной организации, чтобы не дать им возможности примешивать при агитации имя России".

Между тем, заместителем Артамонова являлся небезызвестный А.И. Верховский, будущий военный министр в масонском правительстве Керенского, а затем красный комбриг.

Комбриг Александр Верховский

Один из его знакомых - археолог Тридвар Буржинский - утверждал в своих мемуарах, изданных за границей, что, по словам Верховского, покушение организовал именно полковник Артамонов. Не исключено, что если Верховский и говорил об этом, то в порядке "прогибания" перед новыми властями. Ведь в вопросе о Сараевском убийстве историческая школа пресловутого Покровского шла на прямые фальсификации. Так, например, утверждалось, что никто иной, как полковник Дмитриевич якобы разоблачил роль русских военных агентов в этом заговоре. На самом же деле Апис в своем рапорте от 10 апреля 1917 года описал лишь совместную работу с Артамоновым по организации агентурной сети в Австро-Венгрии. При этом Дмитриевич специально отметил, что о покушении Артамонов ничего не знал.

Зато уже упоминавшийся министр Иванович в своей книг уверяет, что Артамонов-то как раз и был осведомлен о контактах полковника Дмитриевича с террористами. Этой же точки зрения придерживался Валентин Пикуль в романе "Честь имею". По его мнению, "едва грянул сигнальный выстрел "Авроры", как чиновники министерства иностранных дел в Петербурге моментально изъяли из архивов секретные депеши Гартвига к Сазонову."

Гораздо больший интерес у исследователей вызывает другая ниточка, тоже ведущая от "Черной руки", но в другую сторону. Некоторые эксперты считают, что инициатива Сараевского убийства принадлежала не Дмитриевичу-Апису, а некоему штатскому по имени Люба Иованович Чупа - министру в кабинете Николы Пашича. Вступив в годы учебы в Брюсселе (крупный масонский центр) в масонскую ложу, он играл в создании общества "Объединение или смерть" гораздо большую роль, чем предполагалось ранее. Не исключено, что именно Чупа координировал действия группы "Молодая Босния". Дело в том, что еще до появления последней в Боснии возникло тайное студенческое общество "Свобода", во главе с Богданом Жераичем (в июне 1910 года он неудачно покушался на губернатора Варешанина и тут же застрелился). Так вот, две другие, наиболее колоритные фигуры в этом кружке - Данило Илич и Владимир Гачинович. Первый служил близкой связью молодых боснийских террористов, в его доме квартирует Принцип перед покушением на Франца Фердинанда... Второй - поддерживал постоянную связь с Чупой, высоко его ценил и называл "Мадзини молодой Сербии".

Однако Чупа остался в тени, а вот на Гачиновиче сходятся многие связи. Во-первых, он являлся членом боснийского кружка Илича-Принципа. Во-вторых, он одновременно состоит в двух сербских организациях - "Народная оборона" (1908-1910 годы) и "Черная рука". И, в-третьих, аккурат через него осуществлялся контакт с российскими революционерами. В Швейцарии Гачинович сходится с эсером Натансоном, а через него - с Луначарским и Мартовым. Но особенно близок этот серб с Лейбой Троцким, знакомство с которым, по всей вероятности, состоялось еще в начале Балканских войн, когда будущий красный главком подвизался в Сербии в качестве журналиста. Позднее Гачинович сходится в Швейцарии с Карлом Радеком, ставшим одним из лидеров большевистской партии и идеологом III Интернационала.

О принадлежности организаторов и исполнителей Сараевского убийства к "вольным каменщикам" более чем красноречиво свидетельствует стенограмма допроса убийц. Вот несколько выдержек из нее:

Габринович: Казимирович - масон, даже в некотором роде один из их глав. Немедленно после этого (то есть после того, как были найдены убийцы, готовые совершить преступление - Е.П.) он уехал за границу. Он путешествовал повсюду - в России, Франции, был в Будапеште. Каждый раз, как я спрашивал Цигановича, в каком положении наши проекты, он отвечал: "Это будет, когда он (Казимирович) приедет". В это время Циганович мне также рассказывал, что масоны уже два года как приговорили наследника престола к смерти, но не находили людей для исполнения их приговора. Позже, когда он вручил мне браунинг и патроны, он сказал мне: "Этот человек возвратился вчера вечером из Будапешта". Я знал, что он совершил это путешествие по поводу нашего дела и что за границей он имел конференции с некоторыми кругами.

Председатель: Что за выдумки вы рассказываете?

Габринович: Это истинная правда, во сто раз более истинная, чем ваши документы "Народной Одбраны" ("Народной обороны". - Авт.).

Исследователь Сараевского убийства доктор Вихтль добавляет от себя: "Во всяком случае, имеет большое значение, что убийц не выпускали из Сербии и не давали им оружия до тех пор, пока Казимирович не возвратился из своего путешествия по ложам Будапешта, Киева, Парижа и Лондона; кроме того, при вступлении войск в Сербию были найдены документы, пролившие свет на это дело".

Далее во время процесса доктор Премузич задал Габриновичу вопрос - читал ли он книги Розика?

Габринович: Я читал его трактат о масонстве.

Премузич: Эти книги раздавались в Белграде?

Габринович: Я набирал их, работая в типографии.

Премузич: Скажите, верите ли вы в Бога или во что-либо?

Габринович: Нет!

Премузич: Вы масон?

Габринович: (смущается и минуту молчит, затем поворачивается к Премузичу и кричит). Почему вы спрашиваете меня об этом? Я не могу ответить вам на это!

Премузич: А Танкосич (правая рука Аписа-Дмитриевича - Е.П.) масон?

Габринович: (снова молчит, затем отвечает). Почему вы спрашиваете меня об этом? (помолчал) Да, и Циганович тоже.

Председатель: Отсюда следует, что вы тоже масон, ибо масон никогда не признается никому, кроме масона, что он принадлежит к секте.

Габринович: Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом. Я больше ничего не скажу."

Вот еще выдержка из стенограммы процесса:

Председатель: Скажите еще что-либо относительно мотивов. Знали ли вы до того, как решиться на покушение, что Танкосич и Циганович были масонами? Имел ли влияние на вашу резолюцию тот факт, что вы и они масоны?

Габринович: Да!

Председатель: Получили ли вы от них поручение выполнить покушение?

Габринович: Я ни от кого не получил поручения выполнить это покушение. Масонство имеет отношение к покушению лишь в том, что оно укрепило меня в моем намерении. Масонство допускает убийство. Циганович говорил мне, что масоны уже более чем год тому назад приговорили к смерти эрцгерцога Франца-Фердинанда!

Председатель: Сказал ли он вам это до того или после того, как вы высказали ему ваше желание совершить это покушение?

Габринович: Мы и раньше говорили о масонстве, но он ничего не сказал о смертном приговоре, пока мы не условились вполне относительно покушения".

Вот еще выдержка, извлеченная из допроса Гаврилы Принципа.

Председатель: Говорили ли вы о масонстве с Цигановичем?

Принцип (дерзко): Почему вы спрашиваете меня об этом?

Председатель: Я вас спрашиваю, потому что хочу знать. Говорили вы с ним или нет?

Принцип: Да, Циганович говорил мне, что он масон.

Председатель: Когда он вам говорил это?

Принцип: Он мне сказал это, когда я спросил его относительно средств для выполнения покушения. И он прибавил, что поговорит с неким лицом и получит от него необходимые средства. В другой раз он рассказал мне, что наследник престола был приговорен к смерти в масонской ложе.

Председатель: А вы тоже масон?

Принцип: Зачем этот вопрос? Я не буду на него отвечать. (Помолчав). Нет.

Председатель: А Габринович масон?

Принцип: Я не знаю. Может быть. Однажды он мне сказал, что намерен вступить в ложу".

Уже упоминавшийся доктор Вихтль пишет: "28 июня 1914 года эрцгерцог Франц-Фердинанд, наследник престола, был убит в Сараево сербами-масонами, которых поддерживало мощное тайное общество "Народна Одбрана"; майор Танкосич, снабдивший убийц оружием, был масоном, равно как и Циганович, лично вручивший им браунинги и бомбы. Важно и то, что заседания белградской ложи происходили в доме, где помещалось названное тайное общество.

Сами убийцы сознались, что Циганович был масоном. Необходимые для организации покушения деньги были доставлены масоном, д-ром Казимировичем, который совершил с этой целью в апреле 1914 г. путешествие во Францию и Англию. Подлинность этих фактов установлена. Наконец, во время Сараевского процесса несколькими свидетельскими показаниями было доказано, что убийство наследника престола было предрешено масонством еще в 1912 году, но выполнение задержалось за отсутствием подходящих исполнителей. Либеральная пресса всего мира обошла этот процесс полным молчанием".

Перед надвигающейся тьмой

Гаврило Принцип (фото из уголовного дела)

Те, кто непосредственно шли на риск, понесли кару. По сараевскому процессу были осуждены шестнадцать человек. Трое, в том числе Илич, - казнены. Остальные были приговорены к различным срокам тюремного заключения - вплоть до пожизненного. Гаврила Принцип, Неделько Кабринович и Трифко Грабец получили, как несовершеннолетние, двадцать лет и отбывали наказание в имперской тюрьме Терезиенштадта (Австрия). До освобождения никто не дожил. Последним умер от туберкулеза Принцип. Трупы сербских террористов тайно зарыли на тюремном кладбище, а могилы сравняли с землей...

Участники покушения на эрцгерцога Фердинанада в зале суда

А остальные заговорщики? Танкосич погиб на войне в 1915 году. Апис-Дмитриевич провоевал с немцами все четыре года, пока с остатками сербской армии не был приперт к морю на Салоникском фронте. И в этот момент его по приказу сербского правительства неожиданно арестовали. То ли королевич Александр боялся "черного полковника", то ли Никола Пашич посчитал нужным полностью освободиться от свидетеля террористических актов, совершенных с его ведома... Липовый процесс не заставил себя ждать, и 26 июня 1917 года полковник Дмитриевич решением военно-полевого суда был расстрелян. Так сербы устранили главного свидетеля и одного из инициаторов трагедии, приведшей к ужасающим последствиям.

При загадочных обстоятельствах ушел из жизни Владимир Гачинович.

В августе 1917 года он внезапно занемог. Швейцарские врачи оперировали его дважды, но так ничего и не обнаружили. 11 августа Гачинович скончался. Троцкий посвятил ему некролог. Имело ли место отравление - это остается загадкой. Интересно, что еще в 1916 году Гачиновичу угрожал его прежний соратник Голубич, а предводитель далматских студентов Черина специально приезжал в Женеву с целью убить Гачиновича, которого он считал "виноватым во всем". В чем же? Казалось бы, убийство удалось, его виновники были не выданы, а арестованы на месте. Чем же так навредил Гачинович, что его хотели лишить жизни? И оправдывался он как-то странно: "Я сказал только Троцкому..." Что сказал? Вероятно, речь шла о готовящемся покушении и о каких-то связанных с ним обстоятельствах, которые до сих пор остаются в тайне. Те, кто владел информацией, давно исчезли.

Очевидно, именно эту тайну пытался приоткрыть на московском процессе в 1937 году Карл Радек, когда неожиданно для всех заявил: "Я хотел бы также рассказать о... тайне войны... Одна часть этой тайны была в руках молодого сербского националиста Принципа, который предпочел умереть в тюрьме, но не открыть ее... Я не могу скрыть эту тайну и унести ее с собой в могилу. Если бы я скрыл эту правду, ушел с ней из жизни, как Зиновьев и Мрачковский... то в момент смерти я слышал бы проклятия людей, которые погибнут в будущей войне и которым я своей информацией дал бы в руки орудие против надвигающейся войны".

Карл Радек

Радеку тогда не дали договорить. Что он хотел сказать - осталось тайной. Но, похоже, Троцкий, Зиновьев и Радек знали о готовящемся покушении, знали, какие последствия оно может вызвать, но предпочли молчание, возможно, считая, что война породить ту самую перманентную революцию - эту idee fixe, о которой не уставали говорить Троцкий со товарищи. Во всяком случае, друг Троцкого - Гачинович - не только находился в постоянном контакте с Иличем и Принципом, но и непосредственно руководил ими.

Вместе с масонами плодами войны воспользовались и революционеры. Не странно ли, что и те и другие имеют отношение к убийству в Сараево? Нет, не странно, ибо так было во многих других случаях. Не исключено, что уже тогда, накануне Первой мировой войны, было заключено негласное соглашение о разделе сфер влияния в будущем - своего рода пакт Молотова-Риббентропа. Может быть, именно эта тайна хранится с такой тщательностью? А лидер далматских студентов Черина мстил тогда Гачиновичу за превращение югославского освободительного движения в орудие масонов и международных авантюристов - на что, возможно, и намекал Карл Радек.

Евгений Павлов,
директор исследовательского фонда
"Национальный разведывательный центр"
© "Спецназ России"

Опубликовано на http://www.monarchruss.org/index.php?option=com_content&task=view&id=261&Itemid=30

Реакции на статью

Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!

Показы: 1 Охват: 0 Прочтений: 0

До XVIII века род Принципов проживал в черногорском местечке Грахово, память о котором дорога для каждого православного серба, здесь в 1858 году состоялась битва с турками, в которой сербы одержали победу. По словам Мирко Петровича, великого воеводы Граховца, «черногорцы на Грахове отомстили [за] гибель Милоша на Коссовом поле» , т.е. отомстили за гибель отважного серба Милоша Обилича, убившего султана Мурада I. Предки Принципа долгое время находились под властью мусульман, но ислама не приняли, не стали потурченцами, сохранив верность православной вере.

Гаврило, сын крестьянина, появившийся на свет в 1894 году в боснийском местечке Обляе, куда переселились из Черногории его предки, был таким же свободолюбивым человеком, мечтавшим о независимости своей страны, но уже не от османского ига, а от австро-венгерского. Несмотря на итоги русско-турецкой войны 1877-1878 годов, благодаря которым православные народы Балкан избавились от турецкой зависимости, и на Балканах было образовано несколько независимых славянских государств, а Босния и Герцеговина получили автономию, что было закреплено Сан-Стефанским договором, эти военные достижения под давлением европейских держав были пересмотрены на Берлинском конгрессе.

Надежда на автономию у Боснии и Герцеговины исчезла после оккупации войсками Австро-Венгрии, которая в 1908 году зашла еще дальше, и аннексировала Боснию и Герцеговину. В это же время, австро-венгерское правительство, пытаясь задушить маленькую Сербию, вело с ней торговую войну. Внешняя политика сербов была ориентирована на Россию, и это независимое государство для всех сербов являлось центром притяжения. Австро-Венгрия не собиралась ограничиваться аннексией Боснии и Герцеговины, в планах был захват Сербии и распространение влияния на всем Балканском полуострове.

В такой обстановке происходило формирование Гаврило Принципа, он учился в сараевском университете, и в Белграде, где вступил в сербско-боснийскую революционную организацию «Млада Босна» («Молодая Босния»), боровшейся за присоединение Боснии и Герцеговины к Великой Сербии.

В начале XX века сербский народ оказался практически один на один с австро-венгерской агрессией. Внутренние проблемы России не давали возможности вмешаться в Балканский кризис, и оказать военную помощь братьям-славянам. «Развязать войну – значит развязать силы революции» , – справедливо отмечал премьер-министр Петр Столыпин. России оставалось действовать только дипломатическими методами.

В то же время сербские националисты были готовы позаимствовать у русских революционеров опыт и методы. Единственным, но важным отличием в стиле русских и сербских революционеров было то, что первые действовали против собственного государя, вторые против иноземного и иноверного оккупанта.

Поскольку стареющий глава Австро-Венгрии Франц Иосиф I, отходил от дел, и все больший политический вес набирал его племянник и наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд, сербские революционеры решили ударить по нему. 28 июня 1914 года Франц Фердинанд, прибывший в Сараево, был застрелен Гаврилой Принципом. Балканы уже давно являлись пороховой бочкой и выстрел в Сараево, стал причиной Первой мировой войны, пожар которой поглотил кроме Австро-Венгрии другие могущественные империи, и привел к образованию Нового мирового порядка.

Сам Принцип мог следить за мировым пожаром из тюремных застенков, куда он был заключен после суда. В момент убийства Франца Фердинанда революционеру было 19 лет, и по действующему законодательству к нему не могла быть применена смертная казнь.

Между тем в сараевском деле по-прежнему остается много не ясных моментов, о них, а также о силах, которые были заинтересованы в убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда «Русской Победе» рассказал доктор исторических наук Владимир Лавров, главный научный сотрудник Института российской истории (ИРИ) РАН.

Террористический акт, совершенный Гаврилой Принципом, таит до сих пор что-то неясное. Само дело Гаврилы рассматривалось очень быстро, а когда происходят покушения и убийства такого уровня, расследования, как правило, длятся долго. В этом случае возникает ощущение, что следствие стремилось как можно быстрее покончить с делом.

Если рассматривать все события этого дня, связанные с эрцгерцогом Францем Фердинандом, то тоже возникают вопросы, ведь это не первое покушение на его жизнь, совершенное 28 июня 1914 года. В тот день в наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда кидали бомбу, бомба взорвалась, но эрцгерцог и его супруга не пострадали. Дальше происходит что-то просто удивительное, во время поездки по Сараево шофер заблудился. Может такое быть? Причем не просто заблудился, а подвез эрцгерцога к кафе, где сидел Гаврило Принцип. Кроме того, на одной из подножек автомобиля находился охранник, а шофер остановился у дверей кафе как раз с той стороны, где не было охранника. Может это быть совпадением? При этом следует сказать, что раз в этот день уже было совершено покушение, когда в кортеж автомобилей эрцгерцога кинули бомбу, то требовалось прервать поездку и изменить программу. Этого сделано не было. Возникает ощущение, что мы чего-то в этой истории не знаем.

Гаврила Принцип – это сербский националист и о готовящемся покушении в Сербии было известно, но могли быть и другие силы, заинтересованные в провокации войны, ведь эрцгерцог скоро должен был наследовать престол, император Австро-Венгрии был пожилым человеком, через 2 года он умрет. Убийство эрцгерцога – это очень серьезная провокация, в ней могли быть заинтересованы австрийские националисты, которые хотели отхватить и оккупировать Сербию. Могли быть заинтересованы определенные круги в Великобритании, желавшие военного столкновения континентальных держав и их ослабления, во время конфликта британцы отсиделись бы на своем острове. На эту версию указывает и то, что министры иностранных дел Великобритании и Германии встречались перед началом Первой мировой войны, и министр иностранных дел Великобритании дал понять своему немецкому коллеге, что Великобритания в войну не вступит. Т.е. Англия как бы подталкивала Германию и ее союзника Австро-Венгрию к войне. Я не исключаю, что было некоторое обстоятельство, побудившее процесс по делу Гаврилы Принципом как можно быстрее закончить.

Если взглянуть на фотографию Гаврилы, то можно удивиться убожеству и недоразвитости этого молодого человека, ему, как говорится, националистическая моча ударила в голову, и он действительно сыграл роковую роль. Но не всё сводится к этому теракту, дело в том, что Германия начала гонку вооружений и стремилась к переделу рынков и границ. А убийство эрцгерцога – это повод, крупное событие, способствующее развязыванию войны. Если бы ситуация сложилась так, что в 1914 году война не началась, учитывая, агрессивную настроенность Германии, стремившейся к войне, война в любом случае бы началась, не в 1914-м, так несколько позже. И в этом смысле избежать войны бы не удалось.

«Я просто хотел умереть за идею»

Марк Алданов о террористе Гавриле Принципе

На Косовом поле в Видов дан (28 июня) 1389 г. султан Мурад-гази разбил сербскую армию князя Лазаря. Со времени этой битвы сербы стали платить туркам харач (дань). С днем сражения у сербов связано много трогательных сказаний; существует об этом дне целый эпический цикл «Лазариц». Главный их герой - зять князя, Милош Обилич. И сейчас еще на поле битвы показывают три камня, отдаленные друг от друга на 50 локтей, по гигантским прыжкам богатыря, а также могилы турок, которых он перебил. В конце кровопролитного дня, после турецкой победы, султан проезжал по полю. Внезапно из груды убитых поднялся Милош Обилич и заколол кинжалом Мурада-гази, отомстив за свой народ.
Нетрудно понять, что въезд Франца Фердинанда в Сараево в Видов дан мог породить у молодых славянских романтиков воспоминание о Милоше Обиличе. Едва ли австрийские власти избрали этот день с целью умышленного вызова - это значило бы проявлять храбрость за чужой счет, за счет эрцгерцога, охрана которого была поставлена из рук вон плохо. Но и не знать о сербском национальном эпосе австрийское командование никак не могло. Все, думаю, объяснялось беспечностью, равнодушием, скептицизмом - это были и вообще отличительные черты Вены, не только Вены правительственной: если «nitchevo», «cet admirable Nitchevo russe» (Это восхитительное русское Ничего - фр. ) - самое национальное из русских слов (что, как французские журналисты знали бы еще «avos»!), то, пожалуй, в значительно большей степени это было национальное слово австрийское. Вероятно, Конрад фон Гецендорф просто не подумал, Потиорек решил, что сойдет, Коллас положился на кисмет.
25 июня Франц Фердинанд и его свита прибыли на австрийском броненосце в новые земли империи. В 11 километрах от Сараева находится курорт Илидж (или Илидже). Там эрцгерцог встретился с женой, которая приехала из Вены по железной дороге. Маневры происходили поблизости, в Тарчине, и сошли они отлично; маневры, сходящие плохо, вообще, верно, довольно редки. Франц Фердинанд был в восторге от войск, от приема, от настроения славян и послал императору соответственную телеграмму. Может быть, он искренне поверил, что население Боснии очень его любит. По сведениям советского историка Н. Полетика, наследник престола сказал в Илидже: «Я начинаю любить Боснию». Герцогиня Гогенберг выражалась еще ласковее: «Как мил этот народ!..»
Сараево - небольшой город у впадения реки Милячки в Босну, основанный в ХIII в. и получивший через три столетия название от дворца (серая) боснийского вали Узрев-бека. В Национальной библиотеке есть старый путеводитель Флакса по этому городку, содержащий разные полезные сведения для немецких туристов: при встрече со знакомым местным жителем спрашивать его: «Како вам ие?» и на такой же его вопрос отвечать «Како, тако» («so-so»); при входе в ресторан осведомляться: «Можемо ли овде вечеряти?», на что ждать ответа: «Можете, моя господо»; если плохо себя чувствуешь, кричать: «Мука ми ие», а если хорошо, то: «Не ми ништа» и т.д. Путеводитель и газеты того времени дают возможность с достаточной ясностью представить себе картину исторического убийства.
Через Милячку перекинут старый однопролетный Козий мост. Есть на реке и еще несколько мостиков (по карте путеводителя четыре). По длинной набережной Милячки эрцгерцог должен был проехать из Илиджа в сараевскую ратушу, где был приготовлен торжественный прием.
В Илидже наследник престола остановился в гостинице «Бошна». Вся чисто военная сторона его поездки была закончена 27 июня к вечеру. Оставался только парадный въезд в Сараево, назначенный на утро следующего дня. Эрцгерцог и жена его встали 28-го рано, побывали на утренней мессе, прочли газеты - мирные газеты того времени: главной сенсацией тех дней была «борьба черной и белой расы», в виде матча двух знаменитых боксеров, негра Джонсона и Фрэнка Морана, - черная раса победила по пунктам, - да еще гибель взбесившегося в Одессе слона Ямбо - об этом в «Матэн», на первой странице, 27 июня была огромная телеграмма: «La revolte et mort de lambo, 1’illustre elephant, emeuvent toute la Russie» (Бешенство и смерть знаменитого слона Ямбо волнуют всю Россию - фр. ).
В начале десятого часа за гостями приехал военный губернатор Боснии генерал Потиорек. Он тоже был в восторге от удачи путешествия наследника престола. Все понимали, что 84-летнему императору, только что оправившемуся от воспаления легких, жить осталось недолго. Потиорек, блестящий генерал, впоследствии в борьбе с сербами не очень оправдавший высокое мнение о его военных дарованиях, имел основания связывать немалые надежды с приездом в Боснию эрцгерцога.
У ворот гостиницы остановились четыре великолепных автомобиля. В первом заняли места начальник полиции, правительственный комиссар и сараевский бургомистр; во втором ехали Франц Фердинанд, жена его и Потиорек; рядом с шофером сел сопровождавший наследника престола Ураф Гаррах; в третьем и четвертом автомобилях находились разные должностные лица. В 9 час. 30 м. автомобили отошли в Сараево.
С той стороны тоже все было готово. Не буду сообщать подробностей о других участниках дела. На скамье подсудимых по сараевскому делу находилось много людей. Непосредственных участников покушения было шесть, если не предполагать, что на следствии кое-что осталось невыясненным. Террористы с бомбами заняли позиции на набережной, у мостов. По мостам, вероятно, всегда проходили люди, и среди них остаться незамеченным было сравнительно нетрудно; можно было и переходить с одного берега на другой. Кривые и узкие улицы Сараева также подходили для покушения, но едва ли террористам могло быть в точности известно, по каким из этих улиц проедет в ратушу эрцгерцог. Между тем набережной он никак миновать не мог. Все было обдумано тщательнейшим образом. Наследник австрийского престола неизбежно должен был погибнуть на набережной, если не у первого моста, то у второго.
На самом деле все вышло не так, как предполагали организаторы покушения. Все вышло совершенно иначе. Эрцгерцог Франц Фердинанд погиб не там, где его ждали террористы, погиб не тогда, когда было предусмотрено, погиб не на набережной, погиб не от бомбы, погиб, в сущности, почти случайно. «Кисмет, кисмет», - пишет в своих воспоминаниях барон Коллас.
«Если ты хочешь охотиться на слонов, произведи сначала над собой душевный опыт: выйди на полотно железной дороги, стань лицом к мчащемуся экспрессу и сойди с полотна тогда, когда локомотив будет от тебя в трех шагах: если твои нервы выдержат, ты можешь охотиться на слонов». Читатель, быть может, знает этот совет знаменитого путешественника. Беда в том, что подобный опыт на железнодорожном полотне сам по себе связан с некоторым риском; этот экзамен требовал бы еще какого-либо предварительного экзамена: можешь ли ты подвергнуть свои нервы столь тяжкому испытанию и т.д. Иными словами, для опасных дел нужна тренировка. Стендаль, Толстой описали нам тренировку человека на войне. Смертельный страх, испытываемый Николаем Ростовым в первом деле, с годами сменяется равнодушием: он привык к огню. Но Ростов, офицер времен наполеоновских войн, бывал под огнем весьма часто, в течение ряда лет.

К террору привыкнуть невозможно, ибо такой профессии все же нет. Иные русские террористы, правда, считали себя профессионалами. Однако в действительности и за ними числились один, два, очень много, если три, террористических акта. Поэтому незачем верить воспоминаниям людей, описывающих, как они, сохраняя совершенное хладнокровие, «как по нотам» разыгрывали свои грозные дела. В громадном большинстве случаев это то же хвастовство юного Ростова: «Ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки...» Террористические акты, «разыгранные как по нотам», в истории чрезвычайно редки. Вот, пожалуй, Пален и Беннигсен как по нотам разыграли дело 11 марта, но на то это были Пален и Беннигсен.
Молодые люди, вернее, мальчики, ждавшие 28 июня Франца Фердинанда на набережной реки Милячки, нисколько на Палена и Беннигсена не походили. Легко было войти в «Уединенье или Смрт»; легко было даже согласиться с беззаботным видом на дело : «Согласен ли я убить эрцгерцога? Разумеется, о чем же тут говорить!..» Но перед 28 июня надо было провести несколько дней в состоянии нестерпимого душевного напряжения. Надо было прожить нескончаемую последнюю ночь: «Завтра!..» Ни малейшего конспиративного опыта у этих юношей не было. Они с загадочным видом говорили в последние дни знакомым, что готовят нечто необыкновенно страшное: вот вы увидите! Один из них накануне убийства эрцгерцога хвастал в кондитерской перед товарищами, что у него есть револьвер. «Не верите? Можете пощупать карман». «Незачем щупать: вижу твой револьвер», - ответил товарищ, гимназист шестого класса.
Беспомощности заговорщиков (исполнителей) в этом деле равна была только беспомощность австрийских властей: с двух сторон происходило какое-то соревнование в незнании своего дела. Трудно понять, почему террористов не арестовали на набережной, просто по их внешнему облику. Никакого «внутреннего освещения» в организации не было, опытных сыщиков Вена и Будапешт из экономии не прислали, но наружной полиции на улицах Сараева при въезде эрцгерцога было, разумеется, достаточно. Правда, в солнечный июньский день народ толпился на улицах городка. Однако эти молодые люди странного вида (у каждого за пазухой была бомба немалых размеров) могли обратить на себя внимание самого обыкновенного добросовестного городового.
Как провели все заговорщики свою последнюю ночь перед делом, мы не знаем. Принцип до утра разговаривал с одним единомышленником, - разумеется, о завтрашнем дне, о том, что скажет о них потомство. «Я не хотел быть героем. Я просто хотел умереть за идею», - говорил он в крепости доктору Паппенгейму. По другим сведениям, он в эту ночь побывал в казино. Бомбы террористы, по-видимому, получили только 28-го утром. В то же утро они встретились в кондитерской. Для последнего уговора? Нет, диспозиция была готова, роли распределены. Вернее, встретились просто потому, что больше не могли вытерпеть одиночества. Затем они вышли на свои позиции, к мостам. Принцип стоял по счету пятым: у Латинского моста.

Как было сказано, автомобили эрцгерцога выехали из Илиджа в 9 час. 30 мин. утра. По дороге были две остановки: первая в лагере Филипповиц - Франц Фердинанд хотел поздороваться со стоявшими там частями; вторая у почты, где эрцгерцог имел «беседу по частому делу с аулическим советником Боснии» («Матэн», 29 июня 1914 г.). Какая была беседа, какое могло быть частное дело в столь неподходящей обстановке, не знаю. В самом начале одиннадцатого часа автомобили показались на набережной Милячки. Шли они не очень быстро: эрцгерцог желал, чтобы его добрый народ мог видеть своего будущего императора. В церквах гремели колокола (в соборе шла панихида по сербам, павшим пять столетий тому назад на Косовом поле).
Первым в цепи террористов стоял Мехмедбашич, один из участников тулузского совещания. По диспозиции, он должен был вынуть из-за пазухи бомбу и бросить ее под автомобиль эрцгерцога. Дело было беспроигрышное, но выполнить его требовалось в течение двух-трех секунд. У молодого человека нервной силы не хватило, хоть трусостью он никак не отличался. Бомбы он не вынул и под автомобиль ее не бросил. Когда опомнился, поезд уже был далеко. Совершенно то же самое случилось со вторым заговорщиком, Кубриловичем. Черта в психологическом отношении интересная: после убийства он метался по городу и говорил друзьям, что «выхватил револьвер и два раза выстрелил в эрцгерцога». На процессе это, кажется, приписывали хвастовству. Хвастать тут было совершенно бессмысленно: каждый мог понять, что выдумка будет тотчас разоблачена. Кубрилович, думаю, искренне поверил, что стрелял в Франца Фердинанда. Он на слонов не охотился, с железнодорожного полотна в трех шагах от мчащегося экспресса не сходил - и был, конечно, в состоянии, близком к умопомешательству. Организаторы дела поступили правильно, заменив количеством недостаток технического качества исполнителей. Мехмедбашич и Кубрилович диспозиции не выполнили - ее выполнил третий террорист, Габринович, стоявший у моста Цумурья. В 10 часов 25 минут автомобиль наследника престола поравнялся с этим мостом. Габринович поднял над головой начиненную гвоздями бомбу (она была у него спрятана в букет цветов) и бросил ее под колеса.

Император Франц Иосиф

Раздался оглушительный взрыв. Гвозди бомбы ранили немало людей в толпе, ранены были два офицера из свиты эрцгерцога, но сам он не пострадал совершенно. Почти не пострадала и герцогиня Гогенберг. Запальная капсюль лишь оцарапала ей шею.
На набережной произошло смятение. Все в этот день было торжеством глупости и нераспорядительности властей. Автомобили остановились посредине набережной и простояли так по меньшей мере пять минут. Кто-то орал диким голосом. Ген. Потиорек «догадался, что произошло покушение», это, конечно, делает честь его догадливости. Австрийский лейтенант Морсей тоже «догадался», что виновник покушения - молодой человек, бросивший под автомобиль цветы. Он ринулся на Габриновича. В ту же минуту вспомнил о своем долге постовой городовой, так удачно следивший за порядком на вверенном ему участке. Он тоже ринулся, но не на террориста, а на лейтенанта Морсея с криком: «Не суйтесь не в ваше дело!» Они вступили в рукопашную. Тем временем Габринович выхватил из кармана склянку с ядом, проглотил яд и бросился в реку. Об охране эрцгерцога не подумал решительно никто. За это время на место взрыва могли сойтись все террористы: и те, что пропустили очередь, и те, до которых очередь еще не дошла. Убить теперь эрцгерцога было легче легкого. Если Франц Фердинанд не погиб тут же, то именно потому, что технические качества заговорщиков приблизительно равнялись техническим качествам полиции.
Первым пришел в себя, по-видимому, сам эрцгерцог, бывший в совершенном бешенстве: поездка прошла столь прекрасно, и вдруг такой финал! - он это считал финалом. По его приказу кортеж отправился дальше, согласно программе в ратушу. Автомобили проехали мимо Принципа. Но потому ли, что они теперь неслись быстро, или оттого, что, услышав гул взрыва, он счел дело конченным, Принцип поступил так же, как Мехмедбашич и Кубрилович: он не воспользовался ни бомбой, ни револьвером.

В ратуше, кажется, еще ничего не знали о покушении. Бургомистр-мусульманин начал было цветистую приветственную речь. Эрцгерцог резко его оборвал: «Довольно глупостей! Мы приехали сюда как гости, а нас встречают бомбами! Какая низость! - сказал он. - Xoрошо, говорите вашу речь...»
Приветственная речь была сказана, но можно с большой вероятностью предположить, что она особенного успеха не имела. В свите наследника престола шло совещание: что теперь делать? Куда ехать отсюда дальше? У кого-то возникла довольно естественная мысль, что за первым покушением может последовать второе. Кто-то другой это отрицал: как же так, два покушения в один день, где это видано? Эрцгерцог продиктовал телеграмму детям - хотел их успокоить. Общая растерянность усиливалась оттого, что у герцогини Гогенберг была оцарапана шея - сочилась кровь. Теоретические гадания о том, бывают ли два покушения в один день, продолжались. Франц Фердинанд объявил, что заедет в больницу навестить раненных при покушении офицеров. Казалось бы, теперь следовало принять некоторые меры предосторожности. Однако местная полиция не оказалась крепкой и задним умом. На этом своем, последнем в жизни, пути эрцгерцог охранялся так же, как по дороге в ратушу, то есть никак. Единственную меру защиты принял по собственной инициативе граф Гаррах. Он обнажил саблю, вскочил на ступеньку автомобиля эрцгерцога и сказал, что так простоит всю дорогу. Вскочил слева. Надо было стать справа. Это опять был - кисмет!
Относительно маршрута приняли решение ехать той же дорогой - пожалуй, единственное разумное решение за весь день: террористы, конечно, давно покинули набережную Милячки. Четыре автомобиля в том же порядке выехали в больницу. Но шоферам власти забыли сказать, как надо ехать. Между тем шоферы знали лишь прежний маршрут, составленный еще в Илидже: в ратушу - по набережной, из ратуши - свернуть на улицу Франца Иосифа. Так они и поехали. Только на углу названной улицы генерал Потиорек вдруг заметил ошибку. Он сердито схватил шофера за плечо и закричал: «Стой! Куда едешь? По набережной!»... От внезапного окрика шофер, вероятно и без того растерянный, совершенно ошалел. Он быстро затормозил и остановился, наскочив на выступ тротуара. Кисмет! На тротуаре, именно в этом месте, справа от автомобиля, теперь стоял - Принцип!
Он находился тут случайно. После взрыва бомбы Габриновича Принцип пошел - или побежал - с набережной Милячки в совершенном отчаянии: сорвалось! Габринович схвачен или будет схвачен, по его следам полиция доберется до других: все пропало! Принцип зашел в кофейню на улице Франца Иосифа (это главная улица городка), проглотил у стойки чашку кофе. Думал ли, что еще можно поправить дело? Быть может, по каким-либо неясным догадкам пришел к мысли, что наследник австрийского престола должен еще раз проехать где-либо здесь, поблизости? На это есть кое-какие указания. Все же это мало вероятно: Принцип не мог знать, куда поедет из ратуши Франц Фердинанд, если за пять минут до того не знал этого и сам эрцгерцог. Гостей ведь убеждали после покушения отправиться во дворец или даже прямо на вокзал. Ничто решительно не свидетельствовало, что они появятся на улице Франца Иосифа. Скорее всего, Принцип направился из кофейни куда глаза глядят, почти ничего не соображая. Было 10 часов 50 минут утра...

Вдруг прямо перед собой он увидел круто застопоривший великолепный автомобиль, тот автомобиль. Принцип не мог не узнать эрцгерцога: вероятно, не раз и не два в последние дни он вглядывался в фотографию человека, которого хотел убить. Выхватив из кармана револьвер, он стал стрелять. Промахнуться с трех или четырех шагов было трудно. Франц Фердинанд тяжело откинулся на спинку сиденья, герцогиня вскрикнула, поднялась и упала. Они были смертельно ранены. Генерал Потиорек оцепенел. Ничего не сделал и граф Гаррах, стоявший с обнаженной саблей на ступеньке по другую сторону автомобиля. На убийцу бросился случайный прохожий, сербский студент Пузич. Принцип выронил бомбу - она не взорвалась. Со всех сторон сбегались жандармы. Полицейские, офицеры...
Через несколько дней после сараевского убийства Л. Троцкий разыскал в парижской кофейне «Ротонд» одно лицо, весьма близко стоявшее к главным участникам дела. Это был, по-видимому, организатор тулузского совещания Владимир Гачинович. Сам он к ответственности по делу привлечен не был, но в исторической литературе есть указания на то, что в обществе «Черная рука», в котором он числился под номером 217, Гачинович играл роль огромную (кажется, впрочем, главным образом «идеологическую»). Принцип видел в нем «божество». Гачинович вырос в русской революционной среде, переводил Герцена и Бакунина, «с восторженной любовью читал роман Чернышевского «Что делать?», останавливаясь перед сильной фигурой аскета Рахметова». Есть все основания думать, что именно он указал на Принципа как на лицо, подходящее для убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, указал людям совершенно иного типа, Герцена не читавшим и Рахметовым не увлекавшимся.
Собеседник Троцкого сообщил будущему «человеку 25 октября», тогда сотруднику «Киевской мысли», весьма ценные сведения об идеях, планах и настроениях группы людей, к которой принадлежал Принцип. С газетной (да и с исторической) точки зрения это был клад. Много позднее советский историк Н.П. Полетика написал о сараевском деле большое исследование и, разумеется, широко использовал старые статьи Троцкого. Можно ли предусмотреть будущее вообще, а в СССР в особенности? Со времени появления книги прошли долгие годы, «человек 25 октября» оказался константинопольским гадом и мексиканским псом, кажется, в Москве больше не слышно о трудах историка Н.П. Полетики. Работа его при всех своих недостатках была очень ценной: он собрал множество самых разнообразных материалов. Иные из них мне недоступны, особенно материалы, относящиеся к суду над убийцами эрцгерцога. Первоисточника по этому вопросу не существует: стенографический отчет о сараевском процессе исчез в 1918 г. довольно загадочным образом. Барон Коллас в своей не раз цитировавшейся мною статье сообщает, что захватил отчет некий гофрат Черович. О судьбе этого ценнейшего документа мы можем только догадываться. Бог даст, он когда-нибудь найдется.
Главные участники сараевского процесса, насколько мне известно, своих воспоминаний не оставили. Как раз на прошлой неделе в «Пти Паризьен», по случаю приближающегося 25-летия со дня убийства наследника австрийского престола, появилась корреспонденция сараевского сотрудника газеты. Он сообщает некоторые подробности об уцелевших участниках террористического движения той эпохи. Все они оставили политику и совершенно ею не интересуются: карьеры не сделал никто, «а когда слышат они о каком-либо покушении или заговоре, то содрогаются от ужаса» («Пти Паризьен», 8 июня 1939 г. Возможно, разумеется, что тут есть и некоторая «стилизация»). Из людей, ждавших Франца Фердинанда с бомбами на набережной реки Милячки, оказывается, живы еще двое. Мохамед Мехмедбашич, участвовавший в тулузском совещании, стоявший 28 июня у первого моста Цумурья, позднее привлекавшийся к ответственности по другому столь же грозному и трагическому делу, теперь работает столяром на том самом курорте Илидже, откуда эрцгерцог выехал в Сараево. Цветко Попович, находившийся на набережной по другую ее сторону, в настоящее время состоит директором учебного заведения. Жива и служит где-то врачом девушка, в которую был влюблен Принцип. Еще жив и председатель трибунала, судившего убийц Франца Фердинанда, он стал монахом.
Возвращаюсь к дню 28 июня 1914 г. По необъяснимой случайности автомобиль, можно сказать, подвел эрцгерцога к его убийце. По другой случайности на этом месте как раз в ту минуту оказался какой-то фотограф-любитель. Никто не мог знать, куда поедет из ратуши наследник австрийского престола. Вероятно, фотограф в мирный воскресный день просто желал собрать для своей коллекции картинки оживленных улиц. Может быть, он даже не знал, что на набережной произошло покушение: ведь с момента взрыва бомбы Габриновича прошло не более получаса. Скорее, впрочем, знал: Сараево - не Париж, такая весть должна была распространиться по городу очень быстро. Вдруг фотограф услышал выстрелы, увидел в двух шагах от себя странную сцену... Должно быть, это был энтузиаст фотографического дела и действовал он почти бессознательно, по механической привычке: что-то происходит - надо «заснять». Он направил аппарат на место происшествия - и нежданно-негаданно в глухом углу Европы «заснял» событие, положившее начало величайшей катастрофе в истории мира.
Очень много было в те дни в газетах и изображений, и описаний этой сцены: вслед за фотографом потрудились и художники, и неизбежные «очевидцы». Как помнит читатель, на убийцу первым бросился сербский студент Пузич, за ним бросились другие. Принцип оказал отчаянное сопротивление. Произошла свалка. В общем смятении били Принципа, били друг друга, били какого-то ни в чем не повинного человека, которого почему-то признали злоумышленником. Бомба, брошенная или выроненная Принципом, не взорвалась истинным чудом; ее в суматохе чуть только не топтали ногами. Принцип выхватил из кармана склянку с раствором яда и поднес ее ко рту, но, кажется, она была выбита у него из рук. Пытался застрелиться - выбежавший из парикмахерской ошалевший обыватель схватил его за руку и «спас ему жизнь»... Так сообщают очевидцы, с полной уверенностью на них положиться трудно: кто мог разобрать и запомнить то, что происходило на улице в эту страшную минуту? (Все ведь длилось не более минуты). Связно изложить потом свои наблюдения для газет было гораздо легче. Как бы то ни было, Принцип тяжко пострадал в свалке. Ему нанесли и несколько сабельных ран. Одна из них вместе с голодом впоследствии медленно свела его в могилу в каземате крепости Терезиенштадт.
Тем временем автомобиль эрцгерцога уже несся по улицам Сараева, - пришедший в себя генерал Потиорек приказал ехать во дворец с величайшей быстротой. Франц Фердинанд был ранен в шею, герцогиня Гогенберг - в живот. Говорят, что в автомобиле эрцгерцог прошептал: «Софья, Софья, живи для наших детей!..» Но во дворец они были перенесены уже в бессознательном состоянии. Власти успели вызвать епископа для отходной. Наследник престола скончался через двадцать минут после покушения. Его жена прожила на несколько минут больше.
Местное начальство растерялось. Посыпались телеграммы, телефонограммы, нелепые приказы, бессмысленные и свирепые меры. Со всех концов Европы журналисты неслись в Сараево. В Вене придворные ломали себе голову: как сообщить императору? Франц Иосиф не любил эрцгерцога, он потерял счет несчастьям и катастрофам, - но теперь ему было 84 года. Узнав о сараевском деле, император сказал: «Ни от чего на этом свете не уберегла меня судьба». Затем он, естественно, занялся церемониалом. Распорядился, чтобы, Боже избави, не вздумали хоронить герцогиню Гогенберг в фамильной усыпальнице Габсбургов: ведь со всеми пожалованными ей титулами и предикатами она, по рождению, какая-то графиня Хотек. Распорядился, чтобы на гроб морганатической супруги наследника престола не забыли положить веер и перчатки: несчастье - несчастьем, но не надо забывать, что она австрийская фрейлина. Венка император не прислал. Объясняли это забывчивостью. Он мог забыть о чем угодно, но никак не о церемониале. Наконец, были при дворе люди, которые могли ему напомнить. Австрийского обер-церемониймейстера сам Франц Иосиф считал «фанатиком».
Было ли кем-либо тотчас после сараевского убийства произнесено слово «война»? Не могу ответить, хоть прочитал несколько газет того времени. В первую минуту тревога была очень велика: как поступит Вена? как отнесется к ее действиям Петербург? Передовые «Речи» и «Нового времени» были подробно переданы по телеграфу всей западной печатью. «Речь», «отдав должное престарелому монарху, настаивает на том, что политика Вены порождала национальную ненависть: для сербских патриотов покойный эрцгерцог стал символом политики аннексий» (перевожу с французской передачи). Не говорило о возможности войны и «Новое время». Тон австрийских газет был тоже в первое время не слишком воинственным. Понемногу тревога улеглась. В газетах снова появились статьи о «борьбе черной и белой расы», то есть о матче боксеров Джека Джонсона и Фрэнка Морана. Матч, к сожалению, оказался неудачным, но седьмой раунд был восхитителен. - «Frank, hit him!..» «Kill him, Jack!..» (Фрэнк, ударь его!..» «Убей его, Джек!..» - англ. ). Появилась и новая сенсация. Наш соотечественник, знаменитый летчик Сикорский с тремя пассажирами перелетел на аэроплане из Петербурга в Оршу, - 570 километров без остановки! «Un record unique dont nos amis les Russes peuvent etre fiers!» (Единственный в своем роде рекорд, которым могут гордиться pyccкие!» - фр. ) - писала газета «Матэн» (30 июня).
Власти в Сараеве старались очистить себя от обвинений в легкомыслии и нерадивости. Везде в городе были вывешены траурные флаги. Очень торжественно прошла церемония перенесения тел убитых в собор, затем на вокзал. Мост, у которого Принцип ждал эрцгерцога, был назван «мостом Фердинанда и Софии». Теперь он называется - «мост Принципа».
Меры сараевского военного командования были сумбурны. Оно хватало и сажало в тюрьмы сербских гимназистов почти без разбора. В числе людей, привлеченных к ответственности по делу об убийстве эрцгерцога, были 16-летние мальчики. Но к ответственности привлечено было всего двадцать пять человек: между тем аресты считались на сотни. Большую часть задержанных пришлось вскоре выпустить. Они не имели к делу ни малейшего отношения, разве только что были знакомы с террористами. В маленьком провинциальном городке, вероятно, все были знакомы со всеми.
Что до настоящих террористов, то, за исключением Мехмедбашича, тотчас скрывшегося в горах, не ушел от властей никто. Заговорщики и тут проявили недостаток опыта. В те блаженные времена переходить границы, даже в Юго-Восточной Европе, было неизмеримо легче, чем теперь. Уйти из Сараева в Сербию могли все участники дела, - за исключением Принципа и Габриновича, схваченных на месте покушения. Один не ушел потому, что не хотел покидать барышню, в которую был влюблен. Разумеется, она могла бы уехать к нему вполне легально через несколько дней, но им необходимо было «бежать вместе». У другого был совершенно надежный тайник. Большинство считали себя в безопасности: как полиция может до них добраться?
Конечно, полиция добралась до всех очень скоро. В литературе есть указания на допросы «по третьему градусу». Но если это и неверно (B корреспонденции «Пти Паризьен» приводятся слова человека, замешанного в сараевское дело: «Меня били, когда привели в полицию, но не могу сказать, чтобы по-настоящему пытали. А как только нас перевели в военную тюрьму, побои окончательно прекратились. Так было и со всеми остальными. Знаю это отлично, так как я сидел поочередно в одной камере со всеми главными подсудимыми». - Примеч. авт. ), то в крошечном городке очень легко было установить, с кем встречались Принцип и Габринович: участники заговора ежедневно сходились в одной кондитерской. Выплыло и хвастовство некоторых из них: за несколько дней до покушения говорили, что произойдет нечто весьма страшное. Вероятно, из Вены в помощь местным властям были присланы опытные полицейские специалисты (хоть указаний на это я нигде не встречал). Так или иначе, австрийским властям стало известно все или почти все.
В отличие от некоторых других обвиняемых, Принцип держал себя очень мужественно. Сказал, что хотел убить эрцгерцога и сожалеет о кончине его жены. Добавил, что вторую пулю предназначал для генерала Потиорека. Всю ответственность принимал на себя, по возможности, выгораживал своих товарищей.

Австрийское правительство явно хотело придать процессу убийц эрцгерцога Франца Фердинанда характер большого политического спектакля, рассчитанного на «весь цивилизованный мир». Следствие велось с необычайной для империи Франца Иосифа быстротой и энергией. Хотя к ответственности привлечено было двадцать пять человек, все было готово через три месяца: в других странах, вероятно, потребовалось бы для подобной работы не менее года. В отношении каждого из подсудимых факты были установлены с достаточным приближением к правде. Интересно, однако, то, что слов «Черная рука» в обвинительном акте нет. Власти едва ли могли не знать о существовании подобной террористической организации. Но, быть может, ссылаться на нее было невыгодно: если убили наследника австрийского престола какие-то карбонарии, то как же взваливать политическую ответственность на монархическую Сербию?
Некоторые попытки воздействия на суд со стороны австрийского правительства как будто были, но нерешительные и оставшиеся без последствий: и Европа 1914 г. не походила на нынешнюю, и надобности в давлении не было. В коронном суде, при отсутствии присяжных заседателей, никаких неожиданностей опасаться не приходилось.
Большим политическим спектаклем процесс убийц эрцгерцога, однако, не оказался. Особенно важных разоблачений не последовало, да если б они и последовали, то мировой сенсации не вызвали бы. Хотя следствие велось чрезвычайно быстро, жизнь пошла еще быстрее: к тому времени, когда начался суд, «цивилизованный мир» уже находился в состоянии резни, и ему было никак не до сараевского дела. По сравнению с битвой на Марне, дело это отошло не на второй, а на двадцатый план. Как раз перед началом процесса пал Антверпен. В Польше шли кровопролитные бои, имевшие огромное значение для Европы.
Обо всем этом подсудимые знали мало. Однако какие-то сведения все же просачивались и в сараевскую тюрьму. Едва ли властям удалось скрыть 28 июля от заключенных, что Австрия объявила Сербии войну.

Пифагор советовал ораторам: если хочешь сказать хорошую речь, молчи семь лет и думай о том, что скажешь. Требование, разумеется, чрезмерное: для адвокатов, например, или для политических деятелей оно явно неприемлемо. Как жаль, что настолько чаще встречается и в малой, и в большой истории противоположная крайность.
Когда читаешь речи, статьи, документы, относящиеся к периоду времени между сараевским делом и началом войны, невольно дивишься полной безответственности слов, принадлежавших, казалось бы, самым ответственным людям. Нельзя ставить в вину государственным деятелям, что они ничего не предвидели: замечание «управлять - это предвидеть» всегда было чисто теоретическим афоризмом, осуществляемым на практике разве в одном случае из ста. Но многие печатные памятники той эпохи производят такое впечатление, будто их авторы думали о содержании своего творчества не то что менее семи лет, а менее семи минут.
Перелистываешь «красные», «белые», «синие» книги, выпущенные в ту пору разными правительствами (наиболее подходящим общим для них заглавием было бы обозначение: «Желтая книга»). Историческая критика доказала совершенно бесспорно, что книги эти были заведомой фальсификацией. В одной только «Красной книге» австро-венгерского правительства из составляющих ее 69 документов фальсифицировано было 38. Кроме того, позднее, по окончании мировой войны, в венском архиве нашлось еще 382 документа, которые при сколько-нибудь добросовестной работе должны были бы попасть в книгу - и не попали. Однако независимо от искажений, недомолвок, тенденциозных пропусков поразительна картина, которую дают и эти, и другие ныне нам известные документы. Граф Тисса, человек умный и даровитый, на протяжении одной недели без малейшей причины (кроме общей атмосферы желтого дома) из крайних противников войны становится ее решительным сторонником. Вильгельм II то заявляет, что Германия воевать не желает, что она не может победить коалицию из России, Франции и Англии, то пишет свои известные заметки на донесениях послов: ругает крепкими словами дипломатов, проявляющих здравый смысл, желающих сохранить мир (он выдумал и слова «окружение Германии», теперь возродившиеся с таким шумом). Захочу - помилую человечество; не захочу - не помилую.
По сравнению с тем, что происходит ныне на наших глазах, политические действия, последовавшие за сараевским убийством, можно считать торжеством разума. Одному из австрийских социал-демократов в августе 1914 г. приписывалось слово, сказанное будто бы не в виде остроты, а с недоумением и с отчаянием: «Не думал я, что моя жизнь будет «Жизнью за царя!» - он совершенно серьезно, после австрийского ультиматума Сербии приписывал войну «интригам царского правительства»!
Он верил австро-венгерской «Красной книге». С гораздо большим правом, при той же странной игре слов мы могли бы сказать, что жизнь нескольких русских поколений была «жизнью за Сталина». Как она кончится - кто знает? Авторы красных, синих, белых книг о нас позаботятся - не мы первые, не мы последние. «Разум приходит поздно, как квартальный после преступления». И то не всегда.

Фрагменты из очерка М. Алданова
«Сараевское убийство», впервые
опубликованном в парижской газете
«Последние новости»
в мае-июне 1939 г.

28 июня в столице Сербии Белграде был официально открыт памятник боснийскому студенту Гавриле Принципу , в 1914 году убившему австрийского эрцгерцога Франца Фердинада.

Именно убийство наследника престола Австро-Венгерской империи стало поводом к началу Первой мировой войны.

Открытие памятника проходило на самом высоком уровне, с участием президента Сербии Томислава Николича.

«Гаврило Принцип был героем, он был символом идеи освобождения. Другие могут думать, что хотят», — цитирует слова Николича Reuters .

Бронзовая статуя Принципа отныне располагается в сквере у штаб-квартиры правительства Сербии.

Сам памятник был подарен республике боснийскими сербами — Гаврило был уроженцем Боснии.

Монумент в Белграде — далеко не первый памятник студенту, застрелившему Франца Фердинанда. В год 100-летия убийства, 28 июня 2014 года, монумент в честь Гаврилы Принципа был открыт в городе Источно-Сараево. Улицы имени сербского героя существуют в различных городах Сербии, Черногории и Боснии.

Арест Гаврилы Принципа. Фото: Public Domain

Борец за свободу

Гаврило Принцип родился 25 июля 1894 года в семье зажиточного крестьянина в местечке Обляе, в Боснии. Родители рассчитывали на то, что сын унаследует хозяйство, однако не самое блестящее здоровье Гаврилы не давало ему полноценно заниматься тяжёлым крестьянским трудом. Отец отправил Гаврилу на обучение в гимназию в Сараево, а в дальнейшем молодой человек продолжил учёбу в столице Сербии Белграде.

В начале XX века гимназии и университеты были центрами распространения радикальных настроений среди молодёжи. Членом революционного кружка стал и Гаврило Принцип. Его политические взгляды формировались под влиянием работ известных анархистов и социалистов, которые сочетались с сербским национализмом.

Борьба крупнейших европейских держав за расширение сфер своего влияния привела к тому, что в 1908 году Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Для сербских националистов, полагавших, что данная территория с проживающим на ней сербским населением должна стать частью Великой Сербии, подобный шаг стал поводом для начала террористической борьбы против Австро-Венгерской империи.

В 1912 году 17-летний Гаврило Принцип становится членом революционной организации «Млада Босна».

«Объединение или смерть»

Радикальная молодёжная организация находилась под влиянием тайного общества сербских националистов «Объединение или смерть», более известного под названием «Чёрная рука». Обе организации рассматривали террор как один из наиболее эффективных методов достижения своих целей. Объектами террористических атак становились крупные австро-венгерские чиновники и политические деятели.

В январе 1914 года руководители «Млады Босны» выбирают в качестве мишени наследника престола Австро-Венгрии, эрцгерцога Франца Фердинанда.

В июне 1914 года Франц Фердинанд должен был посетить присоединённую к империи Боснию и Герцеговину. Въезд эрцгерцога в Сараево был назначен на 28 июня, когда сербы отмечают Видовдан — главный национальный праздник и годовщину трагической битвы на Косовом поле 1389 года, в ходе которой сербское войско было разбито османами, что положило начало 500-летнему османскому игу.

Покушение на Франца Фердинанда было назначено на 28 июня, и в числе шести непосредственных исполнителей был и Гаврило Принцип.

Почтовая открытка с фото эрцгерцога Франца Фердинанда за несколько минут до покушения. Фото: Public Domain

Покушение по «русскому сценарию»

Сама схема покушения была весьма схожа с той, которая использовалась народовольцами при убийстве Александра II 1 марта 1881 года в Петербурге. Шесть исполнителей, включая Гаврилу Принципа, вооружённые бомбами, должны были занять позиции на пути движения кортежа эрцгерцога и в подходящий момент взорвать его.

Все исполнители теракта сознательно шли на смерть — помимо бомб и револьверов, они запаслись ампулами с цианистым калием, которые намеревались использовать после осуществления теракта.

Гаврило Принцип и его товарищи не были профессиональными диверсантами, поэтому ситуация 28 июня стала развиваться совершенно не так, как они планировали.

В начале одиннадцатого часа дня кортеж из открытых автомобилей выехал на набережную, вдоль которой стояли террористы. Однако два первых боевика, стоявших на пути следования кортежа, так и не решились атаковать его. В 10:25 третий участник покушения Неделько Габринович метнул под колёса автомобиля Франца Фердинанда бомбу, начинённую гвоздями. Мощный взрыв ранил несколько человек в толпе, а также офицеров свиты эрцгерцога, кроме того, лёгкое ранение получила его супруга. Сам Франц Фердинанд не пострадал.

На месте взрыва начался хаос. Габринович, попытавшийся покончить с собой, не сумел этого сделать и был схвачен полицией. Кортеж эрцгерцога устремился к городской ратуше, где была запланирована торжественная встреча. Машины набрали скорость и пронеслись мимо Гаврилы Принципа, не решившегося их атаковать.

Роковая встреча произошла из-за ошибки водителя

Растерянный террорист, уверенный, что покушение провалилось, отправился в кофейню на улицу Франца Иосифа. В кофейне он приобрёл сэндвич с кофе, размышляя о том, что предпринять дальше.

Гаврило Принцип убивает Франца Фердинанда. Фото: Public Domain

В это время в ратуше окружение эрцгерцога пыталось ответить на аналогичный вопрос — что делать дальше? Многие высказывались за то, чтобы немедленно покинуть город, однако Франц Фердинанд решил посетить в больнице раненных во время взрыва бомбы офицеров.

Кортеж, охрана которого так и не была усилена, двинулся по направлению к больнице, и тут водитель машины эрцгерцога допустил ошибку, свернув на улицу Франца Иосифа. Машина буквально застряла в толпе людей в двух шагах от места, где стоял Гаврило Принцип, ещё минуту назад считавший свою миссию проваленной.

Пока водитель пытался развернуть машину, Гаврило Принцип выхватил револьвер и произвёл два выстрела. Первая пуля смертельно ранила эрцгерцога Франца Фердинанда, вторая угодила в живот его супруге. Сам Гаврило на суде утверждал, что герцогиню Софию убивать не собирался — пуля предназначалась не ей, а находившемуся в той же машине губернатору Боснии Потиореку. Однако в момент выстрела его толкнули, и пуля попала в женщину.

Эрцгерцога и его супругу попытались доставить в резиденцию губернатора, однако герцогиня София умерла в дороге, а Франц Фердинанд скончался десять минут спустя.

Принцип был до конца верен принципам

Гаврило Принцип, как и его соратник, не сумел покончить с собой. Вскоре в руках австро-венгерских властей оказались практически все организаторы и участники убийства Франца Фердинанда. Суд над ними состоялся в Сараево в октябре 1914 года, когда в Европе уже бушевала Первая мировая война. На скамье подсудимых оказались 25 человек, из которых 10 были оправданы, а пятеро приговорены к повешению. Из них двум смертная казнь была заменена заключением на 20 лет.

Среди повешенных не оказалось ни Гаврилы Принципа , ни Неделько Габриновича . Согласно законам Австро-Венгерской империи, смертная казнь не применялась к тем, кто был моложе 20 лет. И Гаврило, и Неделько на момент покушения совершеннолетия не достигли, в результате вместо виселицы они получили 20 лет тюрьмы.

Табличка на стене дома с названием улицы Гаврилы Принципа в Белграде. Фото: Public Domain

Гаврило Принцип был заключён в тюрьму Терезинштадт, где и провёл последние годы своей жизни. Молодой террорист страдал туберкулёзом, в условиях заключения его заболевание обострилось. Ранение руки, полученное Гаврилой в момент ареста, привело к гангрене и ампутации.

Последние годы его жизни превратились в медленное умирание. По свидетельству тех немногих лиц, кто общался с ним в заключении, в содеянном Принцип не раскаялся, хотя тяжело переживал военные неудачи Сербии в Первой мировой войне, обрывочная информация о которых доходила до него.

Гаврило Принцип умер в тюрьме от прогрессирующего туберкулеза 28 апреля 1918 года, около полугода не дожив до окончания войны, формальным виновником начала которой он стал.

Для большинства Гаврило Принцип и по сей день является национальным героем страны. Что еще раз доказало открытие памятника в Белграде.

Главная » Перекрытия » «Другие могут думать, что хотят». Как Гаврило Принцип стал героем Сербии