В тот же день и Базаров познакомился с Фенечкой. Он вместе с Аркадием ходил по саду и толковал ему, почему иные деревца, особенно дубки, не принялись.

Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да елок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо, - прибавил он, - потому что акация да сирень - ребята добрые, ухода не требуют. Ба, да тут кто-то есть.

В беседке сидела Фенечка с Дуняшей и Митей. Базаров остановился, а Аркадий кивнул головою Фенечке, как старый знакомый.

Кто это? - спросил его Базаров, как только они прошли мимо. - Какая хорошенькая!

Да ты о ком говоришь?

Известно о ком: одна только хорошенькая.

Аркадий, не без замешательства, объяснил ему в коротких словах, кто была Фенечка.

Ага! - промолвил Базаров, - у твоего отца, видно, губа не дура. А он мне нравится, твой отец, ей-ей! Он молодец. Однако надо познакомиться, - прибавил он и отправился назад к беседке.

Евгений! - с испугом крикнул ему вослед Аркадий, - осторожней, ради Бога.

Не волнуйся, - проговорил Базаров, - народ мы тертый, в городах живали.

Приблизясь к Фенечке, он скинул картуз.

Позвольте представиться, - начал он с вежливым поклоном, - Аркадию Николаевичу приятель и человек смирный.

Фенечка приподнялась со скамейки и глядела на него молча.

Какой ребенок чудесный! - продолжал Базаров. - Не беспокойтесь, я еще никого не сглазил. Что это у него щеки такие красные? Зубки, что ли, прорезаются?

Да-с, - промолвила Фенечка, - четверо зубков у него уже прорезались, а теперь вот десны опять припухли.

Покажите-ка... да вы не бойтесь, я доктор.

Базаров взял на руки ребенка, который, к удивлению и Фенечки и Дуняши, не оказал никакого сопротивления и не испугался.

Вижу, вижу... Ничего, все в порядке: зубастый будет. Если что случится, скажите мне. А сами вы здоровы?

Здорова, слава Богу.

Слава Богу - лучше всего. А вы? - прибавил Базаров, обращаясь к Дуняше.

Дуняша, девушка очень строгая в хоромах и хохотунья за воротами, только фыркнула ему в ответ.

Ну и прекрасно. Вот вам ваш богатырь. Фенечка приняла ребенка к себе на руки.

Как он у вас тихо сидел, - промолвила она вполголоса.

У меня все дети тихо сидят, - отвечал Базаров, - я такую штуку знаю.

Дети чувствуют, кто их любит, - заметила Дуняша.

Это точно, - подтвердила Фенечка. - Вот и Митя, к иному ни за что на руки не пойдет.

А ко мне пойдет? - спросил Аркадий, который, постояв некоторое время в отдалении, приблизился к беседке.

Он поманил к себе Митю, но Митя откинул голову назад и запищал, что очень смутило Фенечку.

В другой раз, когда привыкнуть успеет, - снисходительно промолвил Аркадий, и оба приятеля удалились.

Как бишь ее зовут? - спросил Базаров.

Фенечкой... Федосьей, - ответил Аркадий.

А по батюшке? Это тоже нужно знать.

Николаевной.

Bene*. Мне нравится в ней то, что она не слишком конфузится? Иной, пожалуй, это-то и осудил бы в ней. Что за вздор? чего конфузиться? Она мать - ну и права.

* Хорошо (лат.).

Она-то права, - заметил Аркадий, - но вот отец мой...

И он прав, - перебил Базаров.

Ну, нет, я не нахожу.

Видно, лишний наследничек нам не по нутру?

Как тебе не стыдно предполагать во мне такие мысли! - с жаром подхватил Аркадий. - Я не с этой точки зрения почитаю отца неправым; я нахожу, что он должен бы жениться на ней.

Эге-ге! - спокойно проговорил Базаров. - Вот мы какие великодушные! Ты придаешь еще значение браку; я этого от тебя не ожидал.

Приятели сделали несколько шагов в молчанье.

Видел я все заведения твоего отца, - начал опять Базаров. - Скот плохой, и лошади разбитые. Строения тоже подгуляли, и работники смотрят отъявленными ленивцами; а управляющий либо дурак, либо плут, я еще не разобрал хорошенько.

Строг же ты сегодня, Евгений Васильевич.

И добрые мужички надуют твоего отца всенепременно. Знаешь поговорку: "Русский мужик бога слопает".

Я начинаю соглашаться с дядей, - заметил Аркадий, - ты решительно дурного мнения о русских.

Эка важность! Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения. Важно то, что дважды два четыре, а остальное все пустяки.

И природа пустяки? - проговорил Аркадий, задумчиво глядя вдаль на пестрые поля, красиво и мягко освещенные уже невысоким солнцем.

И природа пустяки в том значении, в каком ты ее понимаешь. Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник.

Медлительные звуки виолончели долетели до них из дому в это самое мгновение. Кто-то играл с чувством, хотя и неопытною рукою "Ожидание" Шуберта, и медом разливалась по воздуху сладостная мелодия.

Это что? - произнес с изумлением Базаров.

Это отец.

Твой отец играет на виолончели?

Да сколько твоему отцу лет?

Сорок четыре.

Базаров вдруг расхохотался.

Чему же ты смеешься?

Помилуй! в сорок четыре года человек, pater familias*, в...м уезде - играет на виолончели!

* отец семейства (лат.).

Базаров продолжал хохотать; но Аркадий, как ни благоговел перед своим учителем, на этот раз даже не улыбнулся.

Прошло около двух недель. Жизнь в Марьине текла своим порядком: Аркадий сибаритствовал, Базаров работал. Все в доме привыкли к нему, к его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам. Фенечка, в особенности, до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделались судороги; и он пришел и, по обыкновению, полушутя, полузевая, просидел у ней часа два и помог ребенку. Зато Павел Петрович всеми силами души своей возненавидел Базарова: он считал его гордецом, нахалом, циником, плебеем; он подозревал, что Базаров не уважает его, что он едва ли не презирает его - его, Павла Кирсанова! Николай Петрович побаивался молодого "нигилиста" и сомневался в пользе его влияния на Аркадия; но он охотно его слушал, охотно присутствовал при его физических и химических опытах. Базаров привез с собой микроскоп и по целым часам с ним возился. Слуги также привязались к нему, хотя он над ними подтрунивал: они чувствовали, что он все-таки свой брат, не барин. Дуняша охотно с ним хихикала и искоса, значительно посматривала на него, пробегая мимо "перепелочкой"; Петр, человек до крайности самолюбивый и глупый, вечно с напряженными морщинами на лбу, человек, которого все достоинство состояло в том, что он глядел учтиво, читал по складам и часто чистил щеточкой свой сюртучок, - и тот ухмылялся и светлел, как только Базаров обращал на него внимание; дворовые мальчишки бегали за "дохтуром", как собачонки. Один старик Прокофьич не любил его, с угрюмым видом подавал ему за столом кушанья, называл его "живодером" и "прощелыгой" и уверял, что он с своими бакенбардами - настоящая свинья в кусте. Прокофьич, по-своему, был аристократ не хуже Павла Петровича.

Наступили лучшие дни в году - первые дни июня. Погода стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители...й губернии успели уже привыкнуть к ее посещениям. Базаров вставал очень рано и отправлялся версты за две, за три, не гулять - он прогулок без дела терпеть не мог, - а собирать травы, насекомых. Иногда он брал с собой Аркадия. На возвратном пути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше своего товарища.

Однажды они как-то долго замешкались; Николай Петрович вышел к ним навстречу в сад и, поравнявшись с беседкой, вдруг услышал быстрые шаги и голоса обоих молодых людей. Они шли по ту сторону беседки и не могли его видеть.

Ты отца недостаточно знаешь, - говорил Аркадий.

Николай Петрович притаился.

Твой отец добрый малый, - промолвил Базаров, - но он человек отставной, его песенка спета.

Николай Петрович приник ухом... Аркадий ничего не отвечал.

"Отставной человек" постоял минуты две неподвижно и медленно поплелся домой.

Третьего дня, я смотрю, он Пушкина читает, - продолжал между тем Базаров. - Растолкуй ему, пожалуйста, что это никуда не годится. Ведь он не мальчик: пора бросить эту ерунду. И охота же быть романтиком в нынешнее время! Дай ему что-нибудь дельное почитать.

Что бы ему дать? - спросил Аркадий.

Да, я думаю, Бюхнерово "Stoff und Kraft"* на первый случай.

* "Материя и сила" (нем.).

Я сам так думаю, - заметил одобрительно Аркадий. - "Stoff und Kraft" написано популярным языком...

Вот как мы с тобой, - говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете, - в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.

Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? - с нетерпением воскликнул Павел Петрович. - Это все ему в голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко ушел.

Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умен и знающ.

И самолюбие какое противное, - перебил опять Павел Петрович.

Да, - заметил Николай Петрович, - он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, - а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.

Это почему?

А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина... помнится, "Цыгане" мне попались... Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую... улыбнулся, и ушел, и Пушкина унес.

Вот как! Какую же он книгу тебе дал?

Вот эту.

И Николай Петрович вынул из заднего кармана сюртука пресловутую брошюру Бюхнера, девятого издания. Павел Петрович повертел ее в руках.

Гм! - промычал он. - Аркадий Николаевич заботится о твоем воспитании. Что ж, ты пробовал читать?

Пробовал.

Ну и что же?

Либо я глуп, либо это все - вздор. Должно быть, я глуп.

Да ты по-немецки не забыл? - спросил Павел Петрович.

Я по-немецки понимаю.

Павел Петрович опять повертел книгу в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.

Да, кстати, - начал Николай Петрович, видимо желая переменить разговор. - Я получил письмо от Колязина.

От Матвея Ильича?

От него. Он приехал в *** ревизовать губернию. Он теперь в тузы вышел и пишет мне, что желает, по-родственному, повидаться с нами и приглашает нас с тобой и с Аркадием в город.

Ты поедешь? - спросил Павел Петрович.

Нет; а ты?

И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить, тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные люди.

Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди, - заметил со вздохом Николай Петрович.

Ну, я так скоро не сдамся, - пробормотал его брат. - У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.

Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии "старичков Кирсановых" (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.

Речь зашла об одном из соседних помещиков. "Дрянь, аристократишко", - равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.

Позвольте вас спросить, - начал Павел Петрович, и губы его задрожали, - по вашим понятиям слова: "дрянь" и "аристократ" одно и то же означают?

Я сказал: "аристократишко", - проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.

Точно так-с: но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов - настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, - повторил он с ожесточением, - английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.

Слыхали мы эту песню много раз, - возразил Базаров, - но что вы хотите этим доказать?

Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: "эфтим" и "эфто", хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни - эфто, другие - эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, - а в аристократе эти чувства развиты, - нет никакого прочного основания общественному... bien public*, общественному зданию. Личность, милостивый государь, - вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.

* общественному благу (франц.).

Позвольте, Павел Петрович, - промолвил Базаров, - вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.

Павел Петрович побледнел.

Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм - принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?

Николай Петрович кивнул головой.

Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, - говорил между тем Базаров, - подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.

Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте - логика истории требует...

Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.

Как так?

Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!

Павел Петрович взмахнул руками.

Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?

Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов, - вмешался Аркадий.

Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, - промолвил Базаров. - В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем.

Как? не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...

Все, - с невыразимым спокойствием повторил Базаров.

Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.

Однако позвольте, - заговорил Николай Петрович. - Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.

Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.

Современное состояние народа этого требует, - с важностью прибавил Аркадий, - мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.

Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.

Нет, нет! - воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, - я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он - патриархальный, он не может жить без веры...

Я не стану против этого спорить, - перебил Базаров, - я даже готов согласиться, что в этом вы правы.

А если я прав...

И все-таки это ничего не доказывает.

Именно ничего не доказывает, - повторил Аркадий с уверенностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.

Как ничего не доказывает? - пробормотал изумленный Павел Петрович. - Стало быть, вы идете против своего народа?

А хоть бы и так? - воскликнул Базаров. - Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом - он русский, а разве я сам не русский.

Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.

Мой дед землю пахал, - с надменною гордостию отвечал Базаров. - Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.

А вы говорите с ним и презираете его в то же время.

Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?

Как же! Очень нужны нигилисты!

Нужны ли они или нет - не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.

Господа, господа, пожалуйста, без личностей! - воскликнул Николай Петрович и приподнялся.

Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.

Не беспокойся, - промолвил он. - Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин... господин доктор. Позвольте, - продолжал он, обращаясь снова к Базарову, - вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным...

Опять иностранное слово! - перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. - Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках...

Что же вы делаете?

А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда...

Ну да, да, вы обличители, - так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...

А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.

Так, - перебил Павел Петрович, - так: вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься.

И решились ни за что не приниматься, - угрюмо повторил Базаров.

Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.

А только ругаться?

И ругаться.

И это называется нигилизмом?

И это называется нигилизмом, - повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.

Павел Петрович слегка прищурился.

Так вот как! - промолвил он странно спокойным голосом. - Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?

Чем другим, а этим грехом не грешны, - произнес сквозь зубы Базаров.

Так что ж? вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?

Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.

Гм!.. Действовать, ломать... - продолжал он. - Но как же это ломать, не зная даже почему?

Мы ломаем, потому что мы сила, - заметил Аркадий.

Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.

Да, сила - так и не дает отчета, - проговорил Аркадий и выпрямился.

Несчастный! - возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, - хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила - да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, ип barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех - миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!

Коли раздавят, туда и дорога, - промолвил Базаров. - Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.

Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?

От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, - ответил Базаров.

Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше "Девушки у фонтана" не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?

По-моему, - возразил Базаров. - Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.

Браво! браво! Слушай, Аркадий... вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! - и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.

Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, - флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. - Спор наш зашел слишком далеко... Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, - прибавил он, вставая, - когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.

Я вам миллионы таких постановлений представлю, - воскликнул Павел Петрович, - миллионы! Да вот хоть община, например.

Холодная усмешка скривила губы Базарова.

Ну, насчет общины, - промолвил он, - поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.

Семья наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! - закричал Павел Петрович.

И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем...

Надо всем глумиться, - подхватил Павел Петрович.

Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа.

Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.

Вот, - начал наконец Павел Петрович, - вот вам нынешняя молодежь! Вот они - наши наследники!

Наследники, - повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. - Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать... Я наконец сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька - а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.

Ты уже чересчур благодушен и скромен, - возразил Павел Петрович, - я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilh, и не имеем той дерзкой самонадеянности... И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? "Я имею привычку предпочитать красное!" - отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение...

Вам больше чаю не угодно? - промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.

Нет, ты можешь велеть самовар принять, - отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir*, и ушел к себе в кабинет.

Полчаса спустя Николай Петрович отправился в сад, в свою любимую беседку. На него нашли грустные думы. Впервые он ясно сознал свое разъединение с сыном; он предчувствовал, что с каждым днем оно будет становиться все больше и больше. Стало быть, напрасно он, бывало, зимою в Петербурге по целым дням просиживал над новейшими сочинениями; напрасно прислушивался к разговорам молодых людей; напрасно радовался, когда ему удавалось вставить и свое слово в их кипучие речи. "Брат говорит, что мы правы, - думал он, - и, отложив всякое самолюбие в сторону, мне самому кажется, что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время я чувствую, что за ними есть что-то, чего мы не имеем, какое-то преимущество над нами... Молодость? Нет: не одна только молодость. Не в том ли состоит это преимущество, что в них меньше следов барства, чем в нас?"

Николай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу.

"Но отвергать поэзию? - подумал он опять, - не сочувствовать художеству, природе?.."

И он посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не сочувствовать природе. Уже вечерело; солнце скрылось за небольшую осиновую рощу, лежавшую в полверсте от сада: тень от нее без конца тянулась через неподвижные поля. Мужичок ехал рысцой на белой лошадке по темной узкой дорожке вдоль самой рощи; он весь был ясно виден, весь, до заплаты на плече, даром что ехал в тени; приятно-отчетливо мелькали ноги лошадки. Солнечные лучи с своей стороны забирались в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей. Ласточки летали высоко; ветер совсем замер; запоздалые пчелы лениво и сонливо жужжали в цветах сирени; мошки толклись столбом над одинокою, далеко протянутою веткою. "Как хорошо, Боже мой!" - подумал Николай Петрович, и любимые стихи пришли было ему на уста; он вспомнил Аркадия, Stoff und Kraft - и умолк, но продолжал сидеть, продолжал предаваться горестной и отрадной игре одиноких дум. Он любил помечтать; деревенская жизнь развила в нем эту способность. Давно ли он так же мечтал, поджидая сына на постоялом дворике, а с тех пор уже произошла перемена, уже определились, тогда еще неясные, отношения... и как! Представилась ему опять покойница жена, но не такою, какою он ее знал в течение многих лет, не домовитою, доброю хозяйкою, а молодою девушкой с тонким станом, невинно-пытливым взглядом и туго закрученною косой над детскою шейкой. Вспомнил он, как он увидал ее в первый раз. Он был тогда еще студентом. Он встретил ее на лестнице квартиры, в которой он жил, и, нечаянно толкнув ее, обернулся, хотел извиниться и только мог пробормотать: "Pardon, monsieur"*, - а она наклонила голову, усмехнулась и вдруг как будто испугалась и побежала, а на повороте лестницы быстро взглянула на него, приняла серьезный вид и покраснела. А потом первые робкие посещения, полуслова, полуулыбки, и недоумение, и грусть, и порывы, и, наконец, эта задыхающаяся радость... Куда это все умчалось? Она стала его женой, он был счастлив, как немногие на земле... "Но, - думал он, - те сладостные, первые мгновенья, отчего бы не жить им вечною, неумирающею жизнью?"

* Извините, сударь (франц.).

Он не старался уяснить самому себе свою мысль, но он чувствовал, что ему хотелось удержать то блаженное время чем-нибудь более сильным, нежели память; ему хотелось вновь осязать близость своей Марии, ощутить ее теплоту и дыхание, и ему уже чудилось, как будто над ним...

Николай Петрович, - раздался вблизи его голос Фенечки, - где вы?

Он вздрогнул. Ему не стало ни больно, ни совестно... Он не допускал даже возможности сравнения между женой и Фенечкой, но он пожалел о том, что она вздумала его отыскивать. Ее голос разом напомнил ему: его седые волосы, его старость, его настоящее...

Волшебный мир, в который он уже вступал, который уже возникал из туманных волн прошедшего, шевельнулся - и исчез.

Я здесь, - отвечал он, - я приду, ступай. - "Вот они, следы-то барства", - мелькнуло у него в голове. Фенечка молча заглянула к нему в беседку и скрылась, а он с изумлением заметил, что ночь успела наступить с тех пор, как он замечтался. Все потемнело и затихло кругом, и лицо Фенечки скользнуло перед ним, такое бледное и маленькое. Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце не могло успокоиться в его груди, и он стал медленно ходить по саду, то задумчиво глядя себе под ноги, то поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды. Он ходил много, почти до усталости, а тревога в нем, какая-то ищущая, неопределенная, печальная тревога, все не унималась. О, как Базаров посмеялся бы над ним, если б он узнал, что в нем тогда происходило! Сам Аркадий осудил бы его. У него, у сорокачетырехлетнего человека, агронома и хозяина, навертывались слезы, беспричинные слезы; это было во сто раз хуже виолончели.

Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой...

На повороте дорожки встретился ему Павел Петрович.

Что с тобой? - спросил он Николая Петровича, - ты бледен, как привиденье; ты нездоров; отчего ты не ложишься?

Николай Петрович объяснил ему в коротких словах свое душевное состояние и удалился. Павел Петрович дошел до конца сада, и тоже задумался, и тоже поднял глаза к небу. Но в его прекрасных темных глазах не отразилось ничего, кроме света звезд. Он не был рожден романтиком, и не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа...

Знаешь ли что? - говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. - Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!

А оттуда ты вернешься сюда?

Нет, надо к отцу проехать. Ты знаешь, он от *** в тридцати верстах. Я его давно не видал, и мать тоже; надо стариков потешить. Они у меня люди хорошие, особенно отец: презабавный. Я же у них один.

И долго ты у них пробудешь?

Не думаю. Чай, скучно будет.

А к нам на возвратном пути заедешь?

Не знаю... посмотрю. Ну, так, что ли? Мы отправимся?

Пожалуй, - лениво заметил Аркадий.

Он в душе очень обрадовался предложению своего приятеля, но почел обязанностию скрыть свое чувство. Недаром же он был нигилист!

На другой день он уехал с Базаровым в ***. Молодежь в Марьине пожалела об их отъезде; Дуняша даже всплакнула... но старичкам вздохнулось легко.

Город ***, куда отправились наши приятели, состоял в ведении губернатора из молодых, прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси. Он, в течение первого года своего управления, успел перессориться не только с губернским предводителем, отставным гвардии штабc-ротмистром, конным заводчиком и хлебосолом, но и с собственными чиновниками. Возникшие по этому поводу распри приняли наконец такие размеры, что министерство в Петербурге нашло необходимым послать доверенное лицо с поручением разобрать все на месте. Выбор начальства пал на Матвея Ильича Колязина, сына того Колязина, под попечительством которого находились некогда братья Кирсановы. Он был тоже из "молодых", то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких. Подобно губернатору, которого он приехал судить, он считался прогрессистом и, будучи уже тузом, не походил на большую часть тузов. Он имел о себе самое высокое мнение; тщеславие его не знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за "чудного малого". В важных случаях он умел, однако, как говорится, задать пыли. "Энергия необходима, - говаривал он тогда, - I"energie est la premiere qualite d"un homme d"etat"*; а со всем тем он обыкновенно оставался в дураках и всякий несколько опытный чиновник садился на него верхом. Матвей Ильич отзывался с большим уважением о Гизо и старался внушить всем и каждому, что он не принадлежит к числу рутинеров и отсталых бюрократов, что он не оставляет без внимания ни одного важного проявления общественной жизни... Все подобные слова были ему хорошо известны. Он даже следил, правда, с небрежною величавостию, за развитием современной литературы: так взрослый человек, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоединяется к ней. В сущности, Матвей Ильич недалеко ушел от тех государственных мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, жившей тогда в Петербурге, прочитывали поутру страницу из Кондильяка; только приемы у него были другие, более современные. Он был ловкий придворный, большой хитрец и больше ничего; в делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не мог его оседлать, а ведь это главное.

* энергия - первейшее качество государственного человека (франц.).

Матвей Ильич принял Аркадия с свойственным просвещенному сановнику добродушием, скажем более, с игривостию. Он, однако, изумился, когда узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. "Чудак был твой папа всегда", - заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным видом: "Чего?" Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением посмотрел на своего начальника. Но, озадачив подчиненного, Матвей Ильич уже не обращал на него внимания. Сановники наши вообще любят озадачивать подчиненных; способы, к которым они прибегают для достижения этой цели, довольно разнообразны. Следующий способ, между прочим, в большом употреблении, "is quite a favorite"*, как говорят англичане: сановник вдруг перестает понимать самые простые слова, глухоту на себя напускает. Он спросит, например: какой сегодня день?

* самый излюбленный (англ.).

Ему почтительнейше докладывают: "Пятница сегодня, ваше с... с... с... ство".

А? Что? Что такое? Что вы говорите? - напряженно повторяет сановник.

Сегодня пятница, ваше с... с... ство.

Как? Что? Что такое пятница? какая пятница?

Пятница, ваше с... ссс... ссс... ство, день в неделе.

Ну-у, ты учить меня вздумал?

Матвей Ильич все-таки был сановник, хоть и считался либералом.

Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернатору, - сказал он Аркадию, - ты понимаешь, я тебе это советую не потому, чтоб я придерживался старинных понятий о необходимости ездить к властям на поклон, а просто потому, что губернатор порядочный человек; притом же ты, вероятно, желаешь познакомиться с здешним обществом... ведь ты не медведь, надеюсь? А он послезавтра дает большой бал.

Вы будете на этом бале? - спросил Аркадий.

Он для меня его дает, - проговорил Матвей Ильич почти с сожалением. - Ты танцуешь?

Танцую, только плохо.

Это напрасно. Здесь есть хорошенькие, да и молодому человеку стыдно не танцевать. Опять-таки я это говорю не в силу старинных понятий; я вовсе не полагаю, что ум должен находиться в ногах, но байронизм смешон, il a fait son temps*.

* прошло его время (франц.).

Да я, дядюшка, вовсе не из байронизма не...

Я познакомлю тебя с здешними барынями, я беру тебя под свое крылышко, - перебил Матвей Ильич и самодовольно засмеялся. - Тебе тепло будет, а?

Слуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаты, сладкоглазого старика с сморщенными губами, который чрезвычайно любил природу, особенно в летний день, когда, по его словам, "каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку...". Аркадий удалился.

Он застал Базарова в трактире, где они остановились, и долго его уговаривал пойти к губернатору. "Нечего делать! - сказал наконец Базаров. - Взялся за гуж - не говори, что не дюж! Приехали смотреть помещиков - давай их смотреть!" Губернатор принял молодых людей приветливо, но не посадил их и сам не сел. Он вечно суетился и спешил; с утра надевал тесный вицмундир и чрезвычайно тугой галстух, недоедал и недопивал, все распоряжался. Его в губернии прозвали Бурдалу, намекая тем не на известного французского проповедника, а на бурду. Он пригласил Кирсанова и Базарова к себе на бал и через две минуты пригласил их вторично, считая их уже братьями и называя Кайсаровыми.

Они шли к себе домой от губернатора, как вдруг из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофильской венгерке, и с криком: "Евгений Васильич!" - бросился к Базарову.

А! это вы, герр Ситников, - проговорил Базаров, продолжая шагать по тротуару, - какими судьбами?

Вообразите, совершенно случайно, - отвечал тот и, обернувшись к дрожкам, махнул раз пять рукой и закричал: - Ступай за нами, ступай! У моего отца здесь дело, - продолжал он, перепрыгивая через канавку, - ну, так он меня просил... Я сегодня узнал о вашем приезде и уже был у вас... (Действительно, приятели, возвратясь к себе в номер, нашли там карточку с загнутыми углами и с именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на другой - славянской вязью.) Я надеюсь, вы не от губернатора?

Не надейтесь, мы прямо от него.

А! в таком случае и я к нему пойду... Евгений Васильич, познакомьте меня с вашим... с ними...

Ситников, Кирсанов, - проворчал, не останавливаясь, Базаров.

Мне очень лестно, - начал Ситников, выступая боком, ухмыляясь и поспешно стаскивая свои уже чересчур элегантные перчатки. - Я очень много слышал... Я старинный знакомый Евгения Васильича и могу сказать - его ученик. Я ему обязан моим перерождением...

Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом.

Поверите ли, - продолжал он, - что когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг... словно прозрел! "Вот, - подумал я, - наконец нашел я человека!" Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?

Кто такая? - произнес нехотя Базаров.

Кукшина, Eudoxie, Евдоксия Кукшина. Это замечательная натура, emancipee* в истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали?

* свободная от предрассудков (франц.).

Нет еще.

Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит.

Хорошенькая она? - перебил Базаров.

Н... нет, этого нельзя сказать.

Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете?

Ну, шутник, шутник... Она нам бутылку шампанского поставит.

Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка все по откупам?

По откупам, - торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. - Что же? идет?

Не знаю, право.

Ты хотел людей смотреть, ступай, - заметил вполголоса Аркадий.

А вы-то что ж, господин Кирсанов? - подхватил Ситников. - Пожалуйте и вы, без вас нельзя.

Да как же это мы все разом нагрянем?

Ничего! Кукшина - человек чудный.

Бутылка шампанского будет? - спросил Базаров.

Три! - воскликнул Ситников. - За это я ручаюсь!

Собственною головою.

Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем.

При использовании материалов этого сайта - и размещение баннера -ОБЯЗАТЕЛЬНО!!!

Урок по русской литературе на тему: «Век нынешний и век минувший». Конфликт поколений в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети».

Разработку урока предоставила: Панова Светлана Викторовна, учитель русского языка и литературы, МОУ СОШ №12, г. Воронеж, email: [email protected]

Я попытался представить конфликт двух поколений. И.С.Тургенев Полине Виардо Не бойся раскрыть свою душу и стать перед читателем лицом к лицу. Боткин

Цели и задачи:

• проанализировать образы главных героев романа;
• сделать вывод об основном конфликте романа;
• развивать навыки анализа текста;
• проверить и закрепить знания уч-ся.

Оборудование:

• портрет И.С.Тургенева,
• иллюстрации к роману «Отцы и дети»,
• тесты.

Учащиеся, в соответствии с замыслом урока, делятся на две группы - «отцы» и «дети».

Ход урока.

I.Вступительное слово учителя.

Роман назван «Отцы и дети» не случайно: автор противопоставил в нём людей 40-хг.г., либеральных дворян, и шестидесятников, разночинцев-демократов. В основе сюжета лежит острый социальный конфликт «нового человека» Базарова с миром Кирсановых. Но непростительно было бы сводить название романа к смене общественной идеологии поколений, к конфликту аристократов и разночинцев. Роман Тургенева имеет и психологическое звучание. Автор противопоставляет два поколения – «отцов» и «детей» - в полном смысле этого слова. (Цитата на доске)

Наиболее яркими представителями двух поколений, непримиримых мировоззрений «отцов» и «детей», являются Евгений Базаров и Павел Петрович Кирсанов. Чтобы определить своё отношение к проблеме «отцов» и «детей» в романе, давайте выделим основные линии споров Павла Петровича и Базарова:

• об отношении к дворянству, аристократии и её принципам;
• о принципе деятельности нигилистов;
• об отношении к народу;
• о взглядах на искусство и природу.

I тур. Выходят представители от каждой группы (по 1 человеку).

1 линия спора. «Об отношении к дворянству, аристократии и её принципам»

Вопрос учителя. Каково отношение к дворянству, аристократии и её принципам Павла Петровича и Евгения Базарова?

Павел Петрович Кирсанов. Павел Петрович именно в аристократии видит основную общественную силу. Значение аристократии, по его мнению, в том, что когда-то она дала Англии свободу, что в аристократах сильно развито чувство собственного достоинства, самоуважения; их самоуважение важно, т.к. общество строится на личности.

Слово учителя. Эту кажущуюся стройной систему взглядов Базаров разбивает простыми доводами. Какими?

Евгений Базаров. Разговор о том, что аристократия даровала Англии свободу, - «старая песня»; многое изменилось после 17 века, поэтому эта ссылка Павла Петровича не может служить доводом. Базаров метко замечает, что от аристократов нет никому никакой пользы, их основное занятие – ничегонеделание («сидят сложа руки»). Они заботятся только о себе, о своём внешнем виде. В этих условиях их достоинство и самоуважение выглядят как пустые слова. Аристократизм – бесполезное слово. По мнению Базарова, безделье и пустота – основной политический принцип всего дворянского общества, живущего за чужой счёт.

Вопрос группе «Дети». Каков итог этого спора? Как Тургенев показывает поражение Павла Петровича?

Ответ. Павел Петрович потерпел поражение в этом споре. Автор показывает, как он «побледнел» и не заводил больше разговор об аристократизме (тонкая психологическая деталь Тургенева, передающая поражение Павла Петровича в этом споре).

2 линия спора. «О принципах нигилистов»

Вопрос учителя. Павел Петрович ещё не сложил оружие и хочет опорочить, обвинить новых людей в беспринципности. «В силу чего вы действуете?» - спрашивает он. И оказывается, что у нигилистов есть принципы, есть убеждения. Какие?

Евгений Базаров. Базаров считает, что нигилисты действуют обдуманно, исходя из принципа полезности деятельности для общества. Они отрицают общественный строй, т.е. самодержавие, религию – таков смысл слова «всё». Базаров замечает, что свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдёт впрок; в этой фразе содержится намёк на готовившиеся реформы. Базаров не принимает реформу как средство изменения общественного положения. Отрицание воспринимается новыми людьми как деятельность, а не болтовня.

Вопрос учителя. А каково мнение на этот счёт Павла Петровича?

П.П.Кирсанов. Павел Петрович стоит за сохранение старых порядков. Ему страшно представить разрушение «всего» в обществе. Он согласен пойти лишь на мелкие изменения при сочетании основ существующего строя, на приспособление к новым условиям, как это делает брат.

Задание группе «Отцы». Дайте оценку мнениям героев.

Ответ. Высказывания Базарова можно назвать революционными. Тургенев сам понимал нигилизм Базарова как революционность. Но во взглядах Базарова есть недостатки. Строить на разрушенном месте он не считает своим делом. У Базарова нет положительной программы. Кирсановы же в этот момент проявляют себя не как реакционеры. Они либералы по сравнению с Базаровым.

Вопрос уч-ся. Кто такие реакционеры, либералы?

3 линия спора. «О русском народе».

Вопрос учителя. Каким же представляют себе характер русского народа П.П.Кирсанов и Базаров?

П.П.Кирсанов. По мнению П.П., русский народ патриархальный, свято чтит предания, не может жить без религии. Это славянофильские взгляды. Он умиляется отсталостью народа и в этом видит залог спасения общества.

Вопрос учителя. А каково мнение Базарова?

Базаров. Положение народа вызывает у Базарова не умиление, а гнев. Он видит неблагополучие во всех областях народной жизни. Базаров осуждает то, что потом станет символом веры народничества. Не случайно он говорит, что русскому народу не нужны бесполезные слова типа «либерализм», «прогресс».

Задание группе «Дети». Дайте оценку убеждениям героев. Объясните, кто такие «славянофилы».

Ответ. Славянофильские взгляды П.П. при образе жизни на английский лад говорят о реакционности. Отсталостью народа нельзя умиляться.

Базаров же оказывается дальновидным. У него трезвое отношение к народу. Он видит необразованность и суеверие народа. Эти недостатки Базаров презирает. Однако он видит не только забитость, но и недовольство народа.

4 линия спора. «Взгляды на искусство и природу»

Слово учителя. Павел Петрович, побеждённый во всём остальном, нашёл слабое место у Базарова и решает взять реванш.

П.П.Кирсанов. Павел Петрович считает, что нигилизм, «эта зараза», уже далеко распространился и захватил область искусства. По его мнению, новые художники-передвижники отказываются от академических традиций, от следования старым образцам, в том числе и Рафаэлю. Он считает, что они абсолютно отказались от традиций. П.П. говорит, что новые художники «бессильны и бесплодны до гадости».

Вопрос учителя. А каков взгляд Базарова на искусство?

Базаров. Базаров отрицает и старое, и новое искусство: «Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его». Природу Базаров не отрицает, а видит в ней только источник и поле человеческой деятельности. У него хозяйский взгляд на природу. Он понимает её как «мастерскую», в которой человек – «работник».

Вопрос группе «Отцы». Прав ли П.П., рассуждая о художниках-шестидесятниках?

Ответ. П.П. и прав, и нет. Прав, понимая, что новые художники-передвижники отказываются от застывших академических традиций, от слепого следования старым образцам. Не прав же в том, что художники, по его мнению, абсолютно отказались от традиций.

Задание группе «Дети». Дайте оценку мнению Базарова об искусстве и природе в сравнении с мнением Павла Петровича.

Ответ. Базаров плохо знает искусство. Его интересует только наука, т.к. он видит в ней силу. Пушкина не знает и отрицает. Это было свойственно части молодёжи 60-х г.г.

Но П.П. тоже не может судить об искусстве, прочитав «штук 5-6 французских книг» в молодости и «кое-что по-английски». Русских современных художников же он знает только понаслышке.

Вопрос группе «Отцы». Как показана ошибочность представлений об искусстве и Базарова, и Павла Петровича?

Ответ. Не Павел Петрович является противником Базарова в этом споре, а Николай Петрович. Он любит искусство, но не осмеливается вступить в спор. Это делает сам Тургенев, показывая ощущение благоприятного влияния стихов Пушкина, весенней природы, сладостной мелодии игры на виолончели.

Вопрос группе «Дети». Каково ваше мнение об отношении Базарова к природе?

Ответ. Хотя у Базарова и хозяйский взгляд на природу, но он односторонен. Отрицая роль природы как вечного источника красоты, воздействующего на человека, Базаров обедняет человеческую жизнь.

Вопрос учителя. Как решается эта линия спора самим Тургеневым?

Ответ. В 11 главе появляются пейзажи. Все приметы вечера утверждают существование вечной красоты.

II тур. «Узнай героя по описанию»

(Работа по группам). Учащимся выдаются листы с заданием «Узнай героя по описанию»: группе «Отцы» - описание сторонников взглядов Базарова; группе «Дети» - описание представителей старшего поколения. Обсудив задание, представители каждой группы по очереди дают ответы (зачитывают описание героя и отвечают, кому оно принадлежит). Проверку осуществляют представители другой группы.

«Узнай героя по описанию»

(Вопросы и задания группе «Дети»)

1. «На вид ему было лет 45, его коротко остриженные седые волосы отливали тёмным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и лёгким резцом, являло следы красоты замечательной» (Павел Петрович Кирсанов)
2. Барин лет сорока с небольшим. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ. В молодости, не отличаясь храбростью, заслужил прозвище «трусишка». После перелома ноги на всю жизнь остался «хроменьким» (Николай Петрович Кирсанов)
3. «Аркадий … увидал на крылечке господского домика высокого, худощавого человека, с взъерошенными волосами и тонким орлиным носом, одетого в старинный военный сюртук нараспашку» (Отец Базарова, Василий Иванович Базаров)
4. «…Кругленькая, низенькая старушка в белом чепце и короткой пёстрой кофточке» «…Была настоящая русская дворяночка прежнего времени; ей бы следовало жить лет за двести, в старомосковском времени. Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы…» (Арина Власьевна Базарова, мать Базарова)

«Узнай героя по описанию»

(Вопросы группе «Отцы»)

1. Лицо «длинное и худое, с широким лбом, сверху плоским, книзу заострённым носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум» (Евгений Базаров)
2. Молодой представитель дворянского поколения, быстро превращающийся в обыкновенного помещика. Молодой кандидат. (Аркадий Кирсанов)
3. «Из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофильской венгерке…Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом» (Ситников, лжеученик Базарова)
4. «В маленькой и невзрачной фигурке эмансипированной женщины не было ничего безобразного; но выражение её лица неприятно действовало на зрителя. Она говорила и двигалась очень развязно и в то же время неловко» (Кукшина, лжеученица Базарова)

III тур. «Испытание любовью»

Слово учителя. Каждый человек в своей жизни проходит те или иные испытания, которые нередко накладывают отпечаток на его дальнейшую жизнь. Наши главные герои, Базаров и Павел Петрович, прошли такое испытание, « испытание любовью». Как же это повлияло на их жизнь?

(Работа по группам. Решение проблемного вопроса « Как выдержали испытание любовью П.П. и Базаров?»)

Ответ группы «Отцы». В молодости П.П. был влюблён в княгиню Р. Она умерла. Любовь П.П. – это любовь-наваждение, которая «сломала» его жизнь: он уже не смог жить по-прежнему после смерти княгини Р. Эта любовь не состоялась, ничего ему не принесла, кроме муки.

Ответ группы «Дети». Любовь Базарова к Одинцовой - это любовь-страсть, которая раздваивает его душу, показывая, что этот грубый, циничный нигилист может быть романтиком. Любовь Базарова на первый взгляд похожа на любовь Павла Петровича, она тоже не состоялась, но она не «растоптала» Базарова; после объяснения с Одинцовой он с головой уходит в работу. Испытание любовью показывает, что Базаров способен любить по-настоящему, страстно, глубоко.

IV тур. «Найди ключевое слово».

Слово учителя. Во время своих споров и разговоров с другими героями П.П. и Базаров высказывают те или иные утверждения.

Задание. Давайте проверим, насколько хорошо вы ориентируетесь в тексте произведения. Вам предлагается индивидуальная работа по тестам. Надо вставить ключевое слово в предложения, представляющие собой высказывания героев. У каждой группы тесты, разные по содержанию: у группы «Отцы» - высказывания Павла Петровича, у группы «Дети» - Базарова. За эту работу уч-ся получают индивидуальную оценку.

«Найди ключевое слово»

(Задание группе «Дети»)

1. « Всякий человек сам себя …… должен» (воспитать)
2. «Природа не храм, а …… , и человек в ней работник»(мастерская)
3. «Порядочный …… в двадцать раз полезнее всякого поэта» (химик)
4. «Кто …… на свою боль, тот непременно её победит» (злится)
5. «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе …… мнения» (прескверного)
6. «…… …ведь это чувство напускное» (любовь)
7. «Исправьте ……, и болезней не будет» (общество)
8. «Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это всё ……, чепуха, гниль, художество» (романтизм)
9. «Мы ……, потому что мы сила» (ломаем)
10. По-моему, …… гроша медного не стоит, да и они не лучше его» (Рафаэль)

«Найди ключевое слово»

(Задание группе «Отцы»)

1. «Мы люди старого века, мы полагаем, что без ……, принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя» (принсипов)
2. «Позвольте вас спросить, по вашим понятиям слова: «дрянь» и «……» одно и то же означают?» (аристократ)
3. «Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе ……» (человека)
4. «Я хочу только сказать, что аристократизм – принсип, а без принсипов в наше время могут одни …… или пустые люди» (безнравственные)
5. «Вы всё отрицаете, или, выражаясь точнее, вы всё разрушаете. Да ведь надобно же и ……» (строить)
6. «Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он - ……, он не может жить без веры» (патриархальный)
7. «Вот, нынешняя молодёжь! Вот они – наши ……» (наследники)
8. «Это он их резать станет. В принсипы не верит, а в …… верит» (лягушек)
9. «Это всё ему (Аркадию) в голову синьор этот вбил, ……. этот» (нигилист)
10. «Человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней всё ……» (строится)

V тур. «Смысл смерти Базарова».

Вопрос учителя (к представителям обеих групп). В конце романа Базаров умирает. У Тургенева в произведениях нет ничего случайного. Так в чём же смысл смерти Базарова? Почему умирает главный герой?

VI. Вывод.

Слово учителя. Мы с вами рассмотрели точки зрения на основополагающие вопросы двух самых ярких представителей разных поколений – Павла Петровича Кирсанова и Евгения Базарова. В раскрытии социального уровня конфликта Базаров остаётся один, один и Павел Петрович, т.к. Николай Петрович в спор почти не вступает. Так какой же можно сделать вывод?

Ответ. Тургенев не случайно связал в заглавии «отцов» и «детей» соединительным союзом «и». Должно быть так: и «отцы», и «дети». Дети отцов – это будущее, но только в том случае, если они усваивают традиции прошлого.

(Учитель соединяет сделанным на табличке союзом «и» таблички с надписью «Отцы», «Дети».)

Слово учителя. Мы с вами пришли к выводу, что для того, чтобы жизнь развивалась и дальше, необходима неразрывная связь между поколениями. «Дети» строят будущее, основываясь на опыте «отцов».

Задание обеим группам. Давайте в завершение нашей сегодняшней работы напишем письменный ответ на вопрос «Насколько современен роман Тургенева и актуальны вопросы, поднятые в нём, в наше время?»

Дети выполняют письменное задание.

Подведение итогов. Выставление оценок за урок (за устные ответы, а также по две оценки получит каждый уч-ся за письменные виды работы – тест и ответ на вопрос).

Кто не в курсе: МТА - это м олодые т алантливые а вторы, у которых м=т (ай"м дон"т мта))). И вот "старички" в лице мною весьма уважаемого Нестерова и других "наехали" на Орден Любителей Фантастики, а потом уже и на МТА в лице Дмитрия Самохина. Вот что Иван Тургенев написал в 1862 году (из романа "Отцы и дети", глава 10):

Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага ; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии "старичков Кирсановых", а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.

Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко», - равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
- Позвольте вас спросить, - начал Павел Петрович, и губы его задрожали, - по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?
- Я сказал : «аристократишко», - проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
- Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов - настоящих. <...> Без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, - а в аристократе эти чувства развиты, - нет никакого прочного основания общественному... bien public... общественному зданию. Личность, милостивый государь, - вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
- Позвольте, Павел Петрович, - промолвил Базаров, - вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел:
<...> - Я хочу только сказать, что аристократизм - прин-сип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди . <...>
- Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, - говорил между тем Базаров, - подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
Павел Петрович взмахнул руками.
-...Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать истоков принсипов, правил? В силу чего же вы действуете? <...>
- Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, - промолвил Базаров. - В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем .
- Всё?
- Всё.
- Как? не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...
- Всё, - с невыразимым спокойствием повторил Базаров. Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
- Однако, позвольте, - заговорил Николай Петрович. - Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.
- Нет, нет! - воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, - Я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он - патриархальный, он не может жить без веры...
- Я не стану против этого спорить, - перебил Базаров, - я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
- А если я прав...
- И все-таки это ничего не доказывает.
- Именно ничего не доказывает. <...> Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
<...>
- Коли раздавят, туда и дорога, - промолвил Базаров. - Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
- Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
- От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела,- ответил Базаров.
- Так, так... Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чем покоряются неопытные сердца мальчишек... Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет, а сами бессильны и бесплодны до гадости...
- По-моему, - возразил Базаров, - и Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
- Браво, браво! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! - и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
- Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, - флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. - Спор наш зашел слишком далеко... Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами , - прибавил он, вставая, - когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.

Кажется, я всё делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завёл, ... читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, - а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.\" Павел Петрович не согла­шается с братом: \"Ну, я так скоро не сдамся. У нас ещё будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.\"

Серьёзный спор, усугубивший обоюдную неприязнь между Павлом Петровичем и Базаровым, вскоре состоялся.

Позвольте, Павел Петрович, - промолвил Базаров: - Вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для общественного блага? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.

Павел Петрович побледнел.
-... Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки... Я хочу только сказать, что аристократизм - принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные и пустые люди.
- Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, - говорил между тем Базаров, - подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
- Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным, - промолвил Базаров, - В теперешнее время полезнее всего отрицание, - мы отрицаем.
- Всё?
- Всё, - с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
- Однако, позвольте, - заговорил Николай Петрович. - Вы всё отрицаете, или, выражаясь точнее, вы всё разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.
Павел Петрович и Базаров принимаются спорить о том, кто из них больше знает русский народ, а Базаров замечает с гордостью, что его дед был крестьянином, он сам из народа, а Павел Петрович даже разговаривать с мужиками не умеет.

Базаров:
-... Мы догадались, что болтать, всё только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведёт только к пошлости и доктринёрству; мы увидели, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором...
- Так, - перебил Павел Петрович, - так: вы во всём этом убедились и решились сами ни за что серьёзно не приниматься?
- И решились ни за что не приниматься, - угрюмо повторил Базаров.
- А только ругаться?
- И ругаться.
- И это называется нигилизмом?
- И это называется нигилизмом, - повторил опять Базаров, на этот раз с особенной дерзостью.
- Действовать, ломать... - продолжал Павел Петрович. - Ну как же это ломать, не зная даже почему?
- Мы ломаем, потому что мы сила, - заметил Аркадий.
- Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиной, а тех - миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнишие верования, которые раздавят вас!
- Коли раздавят, туда и дорога, - промолвил Базаров. - Только бабушка ещё надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.

Павел Петрович:
- Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодёжь, вот чем покоряются неопытные сердца мальчишек! И эта зараза уже далеко распространилась.

===========
Интересно, что владыка [митр. Антоний (Храповицкий) – Д. К.] в вопросе дуэли не сослался ни на какой жизненный пример (хотя бы Лермонтова или Пушкина), а высказался по этому предмету на литературном (не существовавшем) примере (поединка Базарова с Кирсановым). Потому, что одно дело - умозрительная сатисфакция, как генеральная идея, и другое дело - практическая сторона. Как сказал Базаров:с теоритической стороны, дуэль - нелепость, а с практической стороны - это дело иное (не ручаюсь за точность текста, но смысл такой). Хотя пример, который владыка привёл неудачный в свете его концепции, так как никакой выпуклой мести или удовлетворения в тургеньевском поединке не было.
Ведь Павел Петрович пошел на поединок во-первых, из-за любви к брату и, возможно, к своей даме сердца, которую напоминало лицо Фенечки, а во-вторых из-за любви ко всему русскому. Он пошел на поединок с человеком, которому было чуждо всё то русское, что так было драгоценно Кирсанову. Павел Петрович стрелял не просто в Базарова, он дрался "серьёзно" (как он сам выразился) со всей «базаровщиной», которую находил чрезвычайно опасной для своего Отечества (и в чём был совершенно прав). «Базаровщина», которая попирала вековечные начала и устои его веры и родины. Возможно он даже не отдавал отчёт в этом стремлении стереть с лица земли эту скверну, но в глубине души, им двигало именно это. Именно любовь, а отнюдь не месть и удовлетворение (сатисфакция). Он пошел из-за порыва той самой сострадательной любви к Отечеству и Вере, о которой авва Антоний и писал в своей работе.
Конечно, никоим образом нельзя сравнивать Любовь Христа к человечеству и каждому человеку отдельно с любовью грешного человека к брату или жене. И упаси Бог быть столь превратно понятым. Но природа сострадательной любви проявилась у Кирсанова в привычной для его культурного слоя (гвардейского офицера) форме. Он не мог иначе выразить эту любовь, как только драться. Для него было бы диким, если бы г.Капустин предложил ему пожаловаться брату на поведение Базарова и обличить Фенечку в поцелуе, а заодно возбудить судебное дело в соотвествии с церковными канонами. Или, как предложил г.Сахаров:набить морду. За такое предложение он, пожалуй, и самого г.Капустина вызвал бы на поединок, восприняв его законничество как издёвку. На предложение Сахарова, он бы конечно никак не отреагировал. Он скрыл всю правду от брата, проявив настоящую любовь, благородство, деликатность и уважение. Мерзким поступком Базарова он лично не был уязвлён, чтобы требовать сатисфакции. И тем не менее он вызвал человека, который глумился над всем сокровенным и святым для Павла Петровича.
Вообще этот поединок, чистый и возвышенный - самый прекрасный образчик дуэльной темы в русской литературе. И сам образ Кирсанова, нашего русского Дон-Кихота замечателен. В нём отразилась вся тонкая и трогательная русскость. До самой сердцевины он барин в духе блистательной александровской эпохи с европейским лоском, но до кончика ногтей - русский аристократ. За внешним европейским образованием и этикетом скрывалась чистая любящая православная душа.
Этикет и внешняя форма прекрасно подходят для сокрытия внутреннего человека. Когда в храме стоит блестящий офицер во фронт, не шевелясь всю службу, скромно крестясь в положенных моментах, то это идеально для того, чтобы помолиться Отцу в тайне самым чистосердечным образом... А этикет русского дворянства как будто создан для внутреннего евангельского исполнения (в тайне). Это особая стать русского христианства. При внешней похожести на христианство западное, дворянское православие было внутренним, сокрытым от внешнего глаза. И простой народ это чувствовал очень хорошо. А вот советский «православный» человек этого не постигает совершенно.
Тургенева современная интеллигенция почему-то отнесла чуть ли не к иностранным авторам, пишущим по-русски. Это совершенная глупость. Иван Сергеевич самый подлинный русский писатель. Сегодня часто судят однобоко обо всей русской культуре XIXв. Видя форму поступка, не замечают сердечного позыва и основного стимула для такого поведения. Русская культура спряталась за юродство внешней европейской формы. И дуэли - эта живая традиция русского воинства, которая сокрыта от поверхностного взгляда за ширмой внешнего западно-рыцарского понятия чести - не исключение. На самом деле, во глубине этого явления лежит именно христианская любовь. Но это касается только русских православных дуэлянтов, которые впитывали эту любовь с младенчества, несли её в своих генах.
===========

Итак, ortolog приводит аристократа Павла Петровича Кирсанова в качестве примера подлинного русского христианина. Не могу согласиться в том, что что Павел Петрович был правомыслящим христианином и русским патриотом. В то же время у меня нет оснований усомниться в искренности его намерений. Павел Петрович – человек, пострадавший от восприятия «аристократических» воззрений, заслонивших собой в его сознаниии православное Христианство.

Рассмотрю вкратце некоторые моменты его биографии.

Павел Петрович, встав на путь военной карьеры, пользовался на балах большой популярностью у женщин. На одном из балов он познакомился с княгиней Р., в которую страстно влюбился. Княгиня сия была замужем и имела репутацию легкомысленной кокетки, однако это не стало препятствием для Павла Петровича. Он воспылал к ней любовной страстью, и его влечение к ней порой достигало взаимности, но их отношения не были прочными, и это вынудило Павла Петровича выйти в отставку и путешествовать вслед за ней и за границу. Их окончательный разрыв стал тяжёлым ударом для Павла Петровича; следующие десять лет он провёл весьма бесцельно, а потом вскоре после её смерти поселился в деревне у своего брата, помещика Николая Петровича Кирсанова. Там он «стал читать, все больше по-английски; он вообще всю жизнь свою устроил на английский вкус, редко видался с соседями и выезжал только на выборы, где он большею частию помалчивал, лишь изредка дразня и пугая помещиков старого покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового поколения. И те и другие считали его гордецом; и те и другие его уважали за его отличные, аристократические манеры, за слухи о его победах; за то, что он прекрасно одевался и всегда останавливался в лучшем номере лучшей гостиницы; за то, что он вообще хорошо обедал, а однажды даже пообедал с Веллингтоном у Людовика-Филиппа; за то, что он всюду возил с собою настоящий серебряный несессер и походную ванну; за то, что от него пахло какими-то необыкновенными, удивительно «благородными» духами; за то, что он мастерски играл в вист и всегда проигрывал; наконец, его уважали также за его безукоризненную честность». По свидетельству Аркадия, сына Николая Петровича, Павел Петрович «всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон». Отсюда видно, что Павел Петрович вдохновлялся отнюдь не православными идеалами, унаследованными от русских предков, но либеральными идеями английского происхождения. Не был он чужд романтических увлечений, не сдерживаемых даже рамками брака.

Об общественных взглядах Павла Петровича можно получить представление из его споров с нигилистом Базаровым, другом Аркадия, сына Николая Петровича Кирсанова. По мнению Павла Петровича, «без принсипов, принятых... на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя». Однако, эти принятые на веру принципы – опять же английского происхождения, что видно из дальнейшего. Защита права и чести (в том числе и своей) рассматривается как принцип, от которого нельзя отступить якобы из соображений общественного блага. В споре с Базаровым Павел Петрович вступается за аристократию, оскорблённую, по его мнению, словами Базарова: «Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов - настоящих. Вспомните, милостивый государь... английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее... Я эфтим хочу доказать..., что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, - а в аристократе эти чувства развиты, - нет никакого прочного основания общественному... общественному благу, общественному зданию. Личность, милостивый государь, - вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека... Я хочу только сказать, что аристократизм - принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди... Нет, нет! Я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он - патриархальный, он не может жить без веры...Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу».

Павел Петрович напрасно полагает в себе какую-то духовную близость к русскому народу – иначе бы он не прибегал к одеколону во время бесед с мужиками. Это немедлено подчёркивает Базаров: «Мой дед землю пахал... Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете».

В другой раз Павел Петрович отстаивает ценности «цивилизации»: «Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила - да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун..., тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех - миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!» Однако, и эта угроза легко парируется Базаровым, который намного лучше знал реального, а не стилизованного под модные среди части аристократии «славянофильские» воззрения, мужика – отошедшая от священнейших верований, то есть, от Православия, в сторону «цивилизации» аристократия лишилась духовной силы, что и проявилось весьма скоро.

Базаров просит Павла Петровича привести «хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания». Павел Петрович приводит в пример крестьянскую общину и семью, что вызывает немедленные насмешки со стороны Базарова – жизнь реальных крестьян была далека от представлений «аристократов».

На дузль Павел Петрович вызвал Базарова после того, как выследил, что тот после беседы с Фенечкой, сожительницей Николая Петровича, поцеловал её. (После смерти жены Николай Петрович пригласил в своё имение в качестве экономки Арину Савишну, хозяйку постоялого двора из отдалённого города, муж которой давно умер, оставив ей одну дочь Фенечку. Вскоре Арина Савишна умерла, и Николай Петрович вступил с Фенечкой в сожительство, от которого у той родился сын Митя). Этот случай послужил лишь поводом для вызова на дуэль, поскольку Павел Петрович возненавидел Базарова за его мировоззрение. На дуэли Павел Петрович получает ранение, но Базаров при этом немедленно прекращает поединок и оказывает своему противнику медицинскую помощь. Обвиняя Базарова за его неприличный поступок с Фенечкой, Павел Петрович подводит под ещё более строгий суд самого себя и своего брата – они никак не могут служить примером ревнителей целомудрия.

После дуэли поправлявшийся Павел Петрович попытался обличить Фенечку за тот эпизод с Базаровым, в котором её вина едва ли была значительной, во всяком случае, несравненно меньшей, чем в сожительстве с Николаем Петровичем. После этого разговора с ней он сам обратился к своему брату с призывом жениться на Фенечке. Тот ответил с изумлением: «Ты это говоришь, Павел? ты, которого я считал всегда самым непреклонным противником подобных браков! Ты это говоришь! Но разве ты не знаешь, что единственно из уважения к тебе я не исполнил того, что ты так справедливо назвал моим долгом!» Признавая свои ошибки, Павел Петрович отвечает: «Напрасно ж ты уважал меня в этом случае. Я начинаю думать, что Базаров был прав, когда упрекал меня в аристократизме. Нет, милый брат, полно нам ломаться и думать о свете: мы люди уже старые и смирные; пора нам отложить в сторону всякую суету». Здесь Павел Петрович даже допускает правоту Базарова в вопросе об аристократии. Именно отказ от прежних «аристократических» воззрений на брак позволяет ему дать брату совет оставить «либеральное» сожительство, являющееся грубейшим нарушением христианского закона. Николай Петрович с радостью следует этому призыву брата и женится на Фенечке.

Вскоре Павел Петрович уезжает в Дрезден, где знается больше с англичанами и с проезжими русскими. Англичане «находят его немного скучным, но уважают в нем совершенного джентльмена, «a perfect gentleman»... Павел Петрович придерживается славянофильских воззрений: известно, что в высшем свете это считается весьма почтенным. Он ничего русского не читает, но на письменном столе у него находится серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя...»

В заключение хочется ещё раз отметить несостоятельность аристократически-славянофильских воззрений Павла Петровича. Эти воззрения приводят его к глубокому кризису в личной жизни и оторванности его общественных взглядов от реальности. Ясно, что его пример никоим образом не может служить оправданием дуэлей в православной среде, но напротив, показывает, из каких мутных источников дуэльный обычай проистекал в России в то время. Утратив духовные корни, русская элита не смогла противостоять молодому нигилизму, который был энергичнее и ближе к видимой реальности. Впрочем, конечно, эта близость не принесла нигилистам никакой пользы – изучая тварь, они не познали Творца и не поклонились Ему, явив собой следующий этап отступления.

Главная » Проектирование » Сборник идеальных эссе по обществознанию. Мой любимый эпизод из романа "Отцы и дети" Я хочу только сказать что аристократизм принцип