Филологические анекдоты, которые будут понятны не только профессионалам. «В широком смысле мат — это культурный рудимент, своего рода аппендикс, который сейчас малофункционален Чем отличается филолог от журналиста

«Среди журналистов очень малое количество людей реально имеют журналистское образование - казалось бы, парадокс. Как правило, журналисты - это люди либо много читающие, либо обычные филологи. Как я думаю, филология - наиважнейшая наука в мире, ведь она работает с текстом, а все, что мы вокруг себя видим, - это в какой-то степени правильно осмысленный и точно понятный текст. Та же журналистика - это всего лишь "аппендикс" филологии. На журналиста учиться не нужно, это весьма странное и сомнительное образование»,

Захар Прилепин.

7 июля - день рождения Захара Прилепина. Одним из первых он получил звание «российский писатель». Журналист, филолог, бизнесмен, политик, музыкант, актер. Его талант находит самые причудливые выражения. Имя Захара «либеральной общественности» - что красная тряпка для быка, к сто тридцатой по счету корриде. Это обстоятельство, пожалуй, добавляет еще больше шарма Прилепину. Идейный национал-большевик приучил читателя к простому: даже если с каждым его словом последний не согласен, все равно прочитает статью, колонку или книгу.

Захар - натура широкая. Служить в ОМОНе и учиться на вечерке филологического факультета, согласитесь, удел не человека из толпы. Скромная подработка вышибалой в ночных клубах на этом фоне выглядит более чем уместно. В американских условиях из него бы непременно получился актер. Фактурный, харизматичный. Вин Дизель, Джейсон Стетхем… Захар Прилепин не затерялся бы в этой линейке героев боевиков. Раскраивая черепа ударами весом с добрую наковальню, он бы, в отличие от шаблонных дизелей, непременно выдавал яркий спич, содержащий разной степени глубины мысли и образы. Но то - в американских условиях. Наши суглинки сулили несколько иную судьбу и совсем иные лавры. Здесь, чтобы выжить, приходилось брать смены на московской трассе и тормозить фуры с Кавказа с целью экспроприации у южных гостей апельсинов, арбузов, бананов. В прилепинском доме лишь картошка имелась…

Вуз был окончен, в жизни нужно пришлось что-то менять. В 1999 году (ох уж эта магия девяток) Прилепин решается попробовать себя в качестве журналиста. На тот момент ему стукнуло 24 года. «Я, филолог по образованию, сам занялся журналистикой совершенно случайно. Когда срочно нужна была работа, я встретил своего старого приятеля по филфаку, который и предложил мне писать статьи: "Бог с тобой, какой из меня журналист? Я же ничего не знаю!". Как мне иронично ответил этот же знакомый, в журналистике работают те, кто ничего не знает, но обо всем имеют собственное мнение».

Нижегородская газета «Дело» принимает в свой штат Захара. Под различными псевдонимами (наиболее известным стал «Евгений Лавлинский») публикуются его материалы. «Газета, правда, была желтая, страшная, местами даже черносотенная, хотя и входила в холдинг Сергея Кириенко», - скажет впоследствии новоявленный журналист, - «И я понял, что трачу жизнь ни на что, - и стал писать роман. Сначала это был роман про любовь, но постепенно (я работал года три-четыре) он превратился в роман про Чечню как про самый сильный мой жизненный опыт - как говорится, у нас что ни делай, а выходит автомат Калашникова».

Журналистская деятельность быстро превратилась в рутину. А обладатель характера, схожего с прилепинским, чурается всего рутинного по определению. Осталось лишь определиться, куда бежать и наметить план побега. «Я понял, что трачу жизнь ни на что, - и стал писать роман». Так российская литература заполучила в свои цепкие лапы новое явление.

Журналистика, вместе с тем, не уходит из жизни Прилепина. Приобретает другие черты. Теперь это не конвейерная работа, а штучное производство. Его статьи будут публиковаться в различных изданиях: «Литературной газете», «На краю», «Лимонка», «Север», «Генеральная линия», «Новый мир», «Сноб», «Русский пионер».

Уже на правах колумниста Захар печатался в изданиях «Сноб», «Огонек», «Русская жизнь» и «Медведь». Его тексты находили место в таких уютных уголках, как «Sex in the city» и «Glamour».

Политические взгляды предопределили работу Прилепина главным редактором газеты «Народный наблюдатель», относящейся к отделению нацболов в Нижнем Новгороде. Позже он станет гендиректором «Новой газеты» в том же городе. И примет полномочия шеф-редактора портала «Свободная пресса».

Во времена, когда высказывание радикальных идей порицаемо и наказуемо, Прилепин вряд ли мог не заслужить положения «политического фрика». Его «Письмо товарищу Сталину» вызвало бурю негодования. От имени либеральной общественности писатель и журналист высказал крайне немодные оценки заслуг товарища Джугашвили. «Само мое письмо было задумано после очередной скотской вакханалии в прессе, случившейся в последнее 9 мая, и еще раз повторенной вакханалии 22 июня сего года. К этим вакханалиям многие привыкли, и многие с ними смирились. Кроме, собственно, миллионов людей, проживающих в России. Чтобы хоть как-то объяснить колоссальное чувство почтения к Сталину в народной среде, моими оппонентами приводится довод о том, что все сидевшие в лагерях - погибли, и теперь по Сталину скучают дети палачей и стукачей».

В конце июня этого года имя Захара вновь оказалось связано с шумихой в СМИ. Газета «Аргументы и факты» обратилась к нему с просьбой дать комментарий для заметки о геях. По теме, как после скажет «комментатор», которая его «вообще волнует мало», он предъявил два тезиса: «1. Все люди свободы, и имеют полное право распоряжаться своими половыми органами по личному усмотрению. Геи и геи - да на здоровье.

2. Усыновлять детей мужские пары не должны. Это моя точка зрения. Это не ваша свобода: детей, в конце концов, не спрашивает желают ли они себе таких родителей».

Креативщики «Аиф» решили придать материалу более кошерное звучание. Заголовки блистали. «Пусть они найдут свой ад!» (хорошо хоть, не зад) и «Гей, кыш от детей» (обличивший в авторе заглавия стихотворца уровня ребенка с ограниченными умственными способностями). Мило, не правда ли? Креатуру газеты Прилепин, разумеется, принял в штыки. Коротко отреагировал на своей страничке в Фэйсбуке: «Уроды».

Оттого меньше склонять имя Прилепина на все лады не стали, ясное дело. Как известно, проблема гей-сообщества - самая сущностная в современной России. Если в номере газеты или обновлении интернет-портала про представителей секс-меньшинств не сказано ни слова, это означает, что произошло ущемление прав оных, дало о себе знать и профнепригодное поведение сотрудников изданий.

Писатель Вадим Левенталь, являющийся обозревателем «Известий» вполне справедливо рассудил дикость ситуации, когда пишущего человека просят дать комментарий по телефону вместо того, чтобы попросить написать статью, в которой можно было бы развернуть мнение, сдержанно, взвешенно изложить свои мысли.

Либеральная же общественность может лишь возрадоваться. Есть «основания» погаркивать на неудобного оппонента: «мракобес!», «кровожадный!». Неудобность, кстати, - неотъемлемая черта Прилепина, возможно, определяющая. За неудобность его и любят, и ненавидят. Для писателя и журналиста - это норма. 36,6.


Пожалуй, в представителей каждой из профессий есть свои шутки, понятные достаточно узкому кругу. Но поскольку тонкости русского языка многим приходится познавать ещё за школьной скамьёй, то и филологические шутки понятны и всегда проходят на ура.



Известно, что Льюис Кэролл, путешествуя по России, записал слово "защищающихся". В своём дорожном дневнике он его отметил, как «thоsе whо рrоtесt thеmsеlvеs», и утверждал, что один вид этого слова вызывает у него ужас. Это и понятно, произнести слово «zаshtshееshtshауоуshtshееkhsуа» ни в состоянии ни один иностранец.


Иностранная делегация на советском заводе. Рабочий с мастером, никого не замечая, темпераментно беседуют. Один из иностранцев, сносно знающий русский язык, переводит остальным:
«Мастер предлагает рабочему обработать деталь, ссылаясь на то, что он состоит в интимных отношениях с матерью рабочего. Рабочий отказывается обрабатывать деталь, ссылаясь на то, что он состоит в интимных отношениях с матерью мастера, с начальником цеха, с директором завода и с самой деталью».


Студент-пятикурсник пришёл в деканат с просьбой об отчислении. «У вас семейные проблемы? Нужна помощь? Давайте как-то решим вопрос, зачем же вам отчисляться?!», - недоумевает декан. «Нет, спасибо», - поморщился парень, словно от зубной боли. – «Поймите меня правильно. Когда на первом курсе они постоянно говорили о магазинах, я просто не обращал внимания. Когда на втором курсе они постоянно трещали о модном белье, я позволял себе ехидные комментарии. На третьем курсе они начали обсуждать свои любовные похождения, и я узнал много нового и интересного. На четвёртом – я знал о менструальном цикле каждой из них, об абортах и самых интимных подробностях семейной жизни. Но когда месяц назад мне приснился сон, что у меня порвались чулки…»




Бабушка, здравствуйте. Мы – студенты-филологи из Москвы. Приехали к вам изучать диалекты…
- Да что наш среднерусский говор изучать! На севере хотя бы стяжение гласных есть…


Англичанин, француз и русский говорят о сложностях языков.
Англичанин:
- У нас произношение сложное. . Например, мы говорим "Инаф", а пишем "Enough".
Француз:
- У нас ещё всё сложнее. Говорим "Бордо" а пишем "Bordeaux".
Русский:
- Да это ещё что… Мы говорим: "Чё?", а пишем: "Повторите, пожалуйста".


Британский журнал объявил конкурс на самый короткий рассказ. Условия конкурса были достаточно жесткими:
- Главным действующим лицом должна была стать королева.
- Обязательно упомянуть о Боге
- Должна быть тайна
- Обязательно немного секса.
Первую премию присудили студенту, который сумел уместить рассказ в одной фразе: «О боже, - вскричала королева, - я беременна и неизвестно от кого!»




В коридоре университета встречаются юрист и филолог. У юриста небольшая стопочка книг, а филолога из-за книг даже не видно. Юрист ужасается: «Это учебники к сессии?!» Филолог: «Издеваешься?! Это СПИСОК литературы к сессии».

Они не только поднимут настроение, но и помогут быть грамотными.

Психология и журналистика давно выяснили, что журналистика – профессия, в которой нет ни детства, ни юности, а только взрослость

Класс прессы определяет школа журналистики, которую создают редакторы и издатели

Народный журналист и народная журналистика нужны России, как хлеб. Один в прессе – не воин, даже если он талантлив и непоколебим

Закон деятельности журналиста: перья заостряются только на пути к вершинам профессии, иначе они превращаются в кисти

Филология и журналистика зря спорят за первенство на журфаке. Журналистика факта, а не журналистика слова – вот профессиональное кредо и пароль в школу

Полувековая история отечественного журналистского образования зиждется на филологическом, а не правовом фундаменте, как это принято во всем мире. Филология и журналистика давно и бессмысленно спорят в университетах. Наша школа изначально нацелена на подготовку не литераторов, а журналистов, не на кабинетную работу со словарем и словом-штыком, а на поиск и всестороннее изучение фактов, и только фактов, – важнейшей из категорий настоящей журналистики. Но филология от этого нисколько не страдает.

«Великие писатели для газеты писать не могут».
Эпиграф к книге Р.Сильвестра
«Вторая древнейшая профессия»

Крены, флюсы и вирусы невыздоравливающей журналистики связаны не только с ее подданством, но и ее податливостью и инерцией

Зарубежные факультеты журналистики изначально плодоносили на юридической почве, в отдельных случаях они базировались на фундаменте социальных наук. Но «юрфаки» в СССР в первые послевоенные годы – время их рождения – сами только еще поднимались с колен, и верховная власть видела в них такое же послушное ручное оружие, как и «журфаки». И выбор места рождения и «отцовства» подобно тому, что выпало журналистике за рубежом, кажется, даже не обсуждался. Так филологические факультеты университетов стали приютами отечественного журналистского образования.

У филологов уже был некоторый опыт, правда, с натяжкой его можно назвать журналистским. Например, в Ленинграде еще в 1925 году читали лекции по типографскому делу, а потом изучали работу литературного редактора, историю критики и журнальной деятельности. Все это касается больше издательской части, а не газетной, хотя даже курс газетоведения родился в те же годы. И, тем не менее, именно у филологов – например, на факультете языкознания и материальной культуры Ленинградского государственного университета – было открыто отделение, а потом не без труда – и факультет журналистики. Возможно, что языкознание и И.В.Сталин сыграли здесь решающую роль – на слуху были его труды в этой области, и это тогда не могло не повлиять на ход истории отечественной журналистики. Но, возможно, были и другие основания.

В ту пору «главная фундаментальная подготовка будущих журналистов была связана с преподавателями филологического факультета». Однако объяснялся этот уклон к словесности еще и тем, что надо было «дать студентам отделения такую подготовку, которая, в случае необходимости, позволила бы сменить журналистику на преподавание русского языка и литературы в школах». Когда сама судьба факультета висела на волоске, его основатели, видимо, искали в этой уловке гарантированный глоток свободы – а вдруг не получится с журналистикой?

Есть, конечно, еще одно, может быть, очень веское основание. Перо журналиста на идеологическом театре все еще было приравнено к штыку, и оттачивать его должны были специалисты по слову – то есть филологи. Конечно, под присмотром партийных органов и спецслужб. Поэтому при столь пристальном внимании к себе факультеты нажимали на литературу и русский язык, старательно выправляли изъяны школьного и домашнего образования, донельзя перегружая студентов списками литературы для домашнего чтения. В сущности, они тогда, как и сейчас, исправляли недоработки своих же коллег – учителей литературы и русского. Но именно тогда вдруг или не вдруг заговорили о «литературном крене» журфаковской лодки, то есть о той добавке к агитационно-пропагандистской концепции журналистского образования, какой стал для журналистики «филфак». Филология и приняла на себя огонь критики.

Журналистику как фрагмент биографии и маленький трамплин в писатели воспринимали все народы и во все века, но наш народ – с особенной надеждой

Отрицательный эффект «литературного уклона» был отмечен, в частности, в 1959 году, на I Всесоюзном съезде журналистов, то есть в самом начале массовой подготовки журналистских кадров и в момент создания Союза журналистов СССР.

«Среди газетчиков, особенно молодых, в ходу взгляд на журналистику, как на нечто переходное к «настоящей литературе»,– констатирует выступивший на съезде главный редактор газеты «Известия» А.И.Аджубей. По его мнению, эта болезнь уже проникла в учебные заведения журналистики, и на факультет журналистики устремились не поступившие в литературный институт, на филологические факультеты: «Бытует кое у кого мнение, что журналистом может стать всякий человек, взявший в руку перо... Для того, чтобы быть журналистом, надо обладать определенными способностями, надо культивировать эти способности, развивать их, надо много и упорно трудиться...» [Аджубей А.И. Материалы Первого Всесоюзного съезда журналистов. Стенограф. отчет. – М., 1959].

М.Н.Ким указывает, что «в газетной практике советского периода особенно ценились легкость пера, отточенность и изысканность стиля, образность и лексическое богатство материала и т. п.» [Ким М.Н. Основы творческой деятельности журналиста. – СПб.: Питер, 2011. – 400 с. - С. 43]. Но ведь именно в этой легкости и изысканности нуждалась пропаганда в ту пору, когда ее лобовые атаки уже всерьез не воспринимались. Возможно, литература играла и сыграла в журналистике роль пресловутого 25-го кадра, действуя на подсознание читателей, слушателей и зрителей.

Возможно, из-за этой пользы в годы правления Н.С.Хрущева от «филологического флюса» [термин М.И.Шишкиной] избавиться не удалось, а в университетах никто особенно на этом и не настаивал. Легче было избавиться от А.И.Аджубея и Н.С.Хрущева, чем от культа литературы в журналистике.

«Журналистика при любых обстоятельствах – искусство работы со словом», по-прежнему утверждают Л.Г.Свитич и А.А.Ширяева [Свитич Л.Г., Ширяева А.А. Журналистское образование. – М., 1997. – С. 214].

До сих пор вопрос о шаткости филологического фундамента журналистики не снят, хотя следует признать, что глубоко он ни тогда, ни позднее не изучался. Откровением является точка зрения профессора М.В.Загидуллиной, специально исследовавшей литературную подоплеку «журфаков». «Журналистское образование является «надстройкой» на филологической базе», считает она, и формировалось в университетах «как часть словесности (то есть публицистическая речь)». Автор замечает, что даже «высшая аттестационная комиссия обрекает журналистику на «межумочное» положение», относя ее к разряду филологических наук и, тем самым, ограничивая инициативу в ее углубленном изучении. Но литература на «журфаке» не стала фундаментальной, а только «общеразвивающей дисциплиной», занимая почти пятую часть учебного времени. Автор находит, что «знание литературы не востребовано ни при приеме абитуриентов (нет соответствующего экзамена), ни в ходе госэкзамена, ни в квалификационной работе выпускника, ни в его дальнейшей практической деятельности». Автор признает: «Приходится констатировать, что при современном состоянии требований к высшему журналистскому образованию история литературы оказывается предметом не только второстепенным, но и малозначимым в практической деятельности специалиста». Автор убеждена, «что с течением времени ситуация должна неизбежно измениться. Либо от истории литературы следует вообще отказаться, либо четко определить ее значимость для журналиста». И делает вывод о том, что «включение пространного курса истории литературы в образовательные стандарты по журналистике… знак неясности и непродуманности самой концепции журналистского образования, компромисс, возникающий в связи с «филологичностью» большинства журналистских факультетов, существующих либо в рамках филологических, либо возникших на их базе [Загидуллина М.В. Проблема литературного компонента журналистского образования. – http://zagidullina.ru/my_articles/ ].

Журналистское образование, разбухая по пути, добралось до распутья, от которого нет дороги прямо, налево и направо, и потому вот-вот лопнет под напором наступающих на пятки абитуриентов

Подавляющее большинство исследователей этой проблемы по-прежнему хранит верность филфаку [Жидкова О.В., Засурский Я.Н.., Корконосенко С.Г., Свитич Л.Г., Ширяева А.А. и многие другие]. И никого особенно не смущает, что для большинства студентов-журналистов лекции по литературе всего лишь повторение пройденного в школе, что большинство рекомендуемых в университете книг для чтения надо было штудировать в свое время.

Как тут не вспомнить проницательного педагога и уважаемого европейского политика графа Честерфилда, который в своих «Письмах к сыну» советует запомнить, «что, коль скоро ты не заложишь фундамента тех знаний, которые тебе хочется приобрести, до восемнадцати лет, ты никогда потом за всю жизнь этими знаниями не овладеешь». Заметим, что именно чтение, литературу Честерфилд считал источником знаний. Так, может быть, в самом деле, всему свое время?

М.Н.Ким, говоря студентам о переосмыслении журналистского труда, указывает на то, как изменились литературные пристрастия журналистов: «На процесс работы, на литературную работу (причем она уже редко называется творчеством) в качестве мотива профессиональной деятельности указало только 4,3% опрошенных, в том числе 12% выпускников 1950-х годов, воспитанных еще в старой традиции, когда журналистика считалась в значительной степени литературным творчеством» [Ким М.Н. Основы творческой деятельности журналиста. – СПб.: Питер, 2011. – С. 43]. Но на сохранении базового филологического фундамента настаивает профессор Л.П.Громова, считая, «что учить нужно не только «штамповке» новостей, не только технологическим тонкостям, но и давать фундаментальные знания в области гуманитарных наук. Именно эти знания формируют культуру мысли, богатство ассоциаций, образность языка» [См. открытую дискуссию на сайте www.jf.pu.ru)]. Так и хочется добавить еще «легкость и изысканность», но уместнее было бы включить сюда саму журналистику.

По данным московских исследователей Л.Г.Свитич и А.А.Ширяевой, в последнее время мотивация молодых журналистов стала ближе к ориентациям американцев. И только старшее поколение по-прежнему весьма высоко ценит литературную сторону профессии, процесс работы со словом [Российский и американский журналист, 1996, опрошены 1156 человек]. Это подтверждает, что точки зрения преподавателей и студентов на литературную долю в журналистском образовании все больше расходятся.

Вернутся ли в отечество пусть забытые пророки журналистики, но начавшие с правового образования в первых частных школах

Исследований, связанных с поиском альтернативного фундамента для журналистики, сегодня почти не встретишь. В основном, их авторы высказываются в пользу углубленного изучения той или иной дисциплины. Относительно недавно это были экономика средств массовой информации, социология журналистики, психология журналистики, отчасти заместившие собой прежние курсы общественных дисциплин идеологического толка. Последней в этом ряду стала политология. Введенные правовые основы журналистики и международное гуманитарное право тоже не вышли за рамки профессиональных нужд. Идет речь о необходимости укомплектовать профессию журналиста педагогическими знаниями. Но и это будет еще один довесок в содержательную часть обучения, а не в саму дидактическую систему.

К сожалению, нам не удалось найти ни одной работы, непосредственно связанной, например, с исследованием причин выбора юридического фундамента профессии, характерного для большинства зарубежных школ журналистики, по крайней мере, в период зарождения журналистского образования. Видимо, там это было совершенно естественным выбором. Но и в юридической предыстории отечественной журналистики тоже еще не все разгадано, а ведь именно юристы Боборыкин и Владимиров инициировали в России первые частные школы.

Тем не менее, говоря об улучшении и углублении подготовки журналистских кадров, многие делают акцент не только на необходимости перемен, но даже не переосмысления правовой части образования.

О.В.Третьякова, размышляя о роли журналистики в формировании правовой культуры, отмечает необходимость «повышения уровня правовой грамотности самих журналистов и развития их правовой культуры как необходимого элемента профессионализма». Автор объясняет, чем вызвана эта необходимость. Прежде всего, тем, что СМИ «являются основным источником информирования граждан, в том числе и области законодательства». Насколько будут грамотны юридически журналисты, настолько будет осведомлено и грамотно общество, настолько будут осуществимы идеалы правового государства. О.В.Третьякова убеждена в том, что «к освещению результатов законотворчества нужно привлекать высокопрофессиональных журналистов, имеющих не только соответствующую подготовку, но и практику работы с информационно-аналитическими материалами правового характера» [Роль журналистики в формировании правовой культуры. Журналистика в мире политики. 2007 . – С. 120–131.], С. 130]. Для обоснования пересмотра юридической подготовки журналистов таких выводов вполне достаточно. Но хватит ли их для замены фундамента всего журналистского образования? Хватит ли этих аргументов для успешной конкуренции юридического начала с филологическим в стенах университетов? Видимо, недостаточно, поскольку, даже выделившись из филфаков, факультеты журналистики кровно зависят от них. А филологическое лобби преподавателей главенствует на кафедрах журналистики в большинстве вузов России – убедиться в этом легко, стоит только взглянуть на сайт любой такой кафедры. А вот юристы там – народ приходящий.

В прессе в этом вопросе несколько иное соотношение сил. Выходцы с «журфаков» к юридически насыщенным проблемам не стремятся. Большинство рубрик с правовой подоплекой отдается сотрудникам с маломальской правовой подготовкой и опытом. На работу с законодателями, с судами и прокуратурой, с полицией и следствием нацеливают специалистов тоже из этих сфер, разумеется, когда они есть. Не случайно в старой русской прессе корпус журналистов формировался из бывших судейских или сыщиков, или чиновников госучреждений, обязанных по статусу досконально знать право и закон. Но для решения задач «четвертой власти», чья миссия – компетентное наблюдение за действиями законодательной, судебной и исполнительной властей, за соблюдением законов сильными мира сего, высокопоставленными чиновниками и так называемыми «звездами» бизнеса, сил у прессы сегодня хватает лишь на вершки. Корешки ждут своего часа.

Ради исполнения своего главного предназначения журналистика должна быть юридически подкована. А это означает – стоять на юридическом основании с самой первой лекции, с самого первого редакционного поручения. И для этого надо «перезагрузить» «журфаки» юридическим «софтом» – системообразующим программным материалом. Чем больше журналистика будет опираться на юридически выверенные факты, тем выше будет цена требуемых читателями доказательств и тем образованней и опытней будут журналисты. И то, и другое для большинства вступающих в журналистику начинается в стенах университетов. Правовые свободы и ограничения становятся там основанием для изучения действительности. А знание их – первейший показатель профессиональной образованности.

Из монографии М.В.Белоусова «Школа журналистики».

Если вы другого мнения, или у вас есть, чем дополнить или исправить сказанное выше, то к вашим услугам мой почтовый ящик. Поговорим начистоту? Но при одном условии – ничего личного!

Вчера в конференц-зале СурГПУ было не протолкнуться: студенты и преподаватели университета ждали встречи (она состоялась благодаря усилиям сотрудников Централизованной библиотечной системы в рамках проекта "Писатель- автор судьбы") с одним из самых модных писателей последнего десятилетия, Захаром Прилепиным. Автор культовых бестселлеров, журналист, яркий оппозиционер и общественный деятель говорил об искусстве, литературе, образовании, но особенно студентов заинтересовал его взгляд на журналистику:

«Среди журналистов очень малое количество людей реально имеют журналистское образование – казалось бы, парадокс. Как правило, журналисты – это люди либо много читающие, либо обычные филологи. Как я думаю, филология – наиважнейшая наука в мире, ведь она работает с текстом, а все, что мы вокруг себя видим, - это в какой-то степени правильно осмысленный и точно понятный текст. Та же журналистика – это всего лишь «аппендикс» филологии. На журналиста учиться не нужно, это весьма странное и сомнительное образование. Я, филолог по образованию, сам занялся журналистикой совершенно случайно. Когда срочно нужна была работа, я встретил своего старого приятеля по филфаку, который и предложил мне писать статьи: «Бог с тобой, какой из меня журналист? Я же ничего не знаю!» Как мне иронично ответил этот же знакомый, в журналистике работают те, кто ничего не знает, но обо всем имеют собственное мнение».

Согласитесь, довольно спорное утверждение. Стало интересно, что об этом скажут сами филологи и журналисты, в частности сургутские.

Дмитрий Ларкович, декан филологического факультета СурГПУ

«В этом высказывании есть определенная доля полемичности, ведь журналистика – не «аппендикс», а совершенно самостоятельная отрасль. Однако крепкая филологическая база для журналиста – это основа его успешной профессиональной деятельности. Журналистика как научная дисциплина входит в разряд филологических наук, поэтому связь журналистики и филологии очень тесная и органичная. Ведь что такое филология? Любовь к слову. А слово есть оружие журналиста, поэтому журналист, не владеющий им, - это нонсенс».

Евгения Никитина, специалист научно-исследовательского объединения «Этника», аспирант СурГПУ

«Бесспорно, сравнение журналистики с аппендиксом звучит необычно и может вызвать среди работников СМИ и журналистов, как негодование, так и … улыбку. Доля правды в этом сравнении есть. Если обратиться к анатомии, аппендикс играет в организме спасительную роль в деле сохранения микрофлоры, состояние которой напрямую влияет на иммунитет человека. Рассуждая таким образом, можно прийти к выводу, что журналистика по роду своей деятельности обязана вырабатывать уйму полезных бактерий-материалов для сохранения баланса в едином организме под названием Общество. Справляется ли она? Вот в чем вопрос!
Что касается журналистского образования, то для работника СМИ важно уметь пользоваться инструментами сбора и обработки информации. Для человека, который желает стать журналистом, учеба не ограничивается пятилеткой в университете. Своему мастерству он учится всю жизнь и не важно, какого он факультета выпускник. На Западе журналистов с успехом готовят также на экономических, юридических и других факультетах. Это в России исторически сложилось так, что журналисты, в основном, выходцы с филфака. Тем не менее, одной любви к слову, наличия аналитического склада ума и познаний в области психологии мало для того, чтобы стать журналистом, важно еще совесть не забыть и честь не потерять в погоне за деньгами и славой. И ещё, можно много читать, а мудрым так и не стать, а философский взгляд на жизнь журналисту просто необходимо иметь»..

Марта Артюхова, студентка 5 курса филологического факультета СурГПУ

«Филология - это, действительно, прародительница журналистики, поэтому изучая дисциплины филологов в университете, ты узнаешь больше, чем учась на журфаке. Любой хороший журналист должен быть грамотным, а его кругозор - широким. Однако я не раз встречала людей с факультета журналистики, которые пишут безграмотно, а что еще хуже, так же и говорят».

Определенно, будучи филологом по образованию можно с легкостью попробовать себя на журналистском поприще и добиться в этом успеха. Пример – тот же самый Прилепин, руководящий рядом нижегородских редакций и ведущий колонки как минимум в десятке изданий. Но все же нужно правильно понимать значение слово «аппендикс», с которым писатель сравнивал журналистское дело. Это ни в коем случае не бесполезный орган человеческого тела, а часть пищеварительной системы, от которой и зависит состояние нашего иммунитета. Так может быть Евгения права, и именно журналистика помогает сохранить равновесие в «общественном организме»?

Акция преподавателей и студентов ДВФУ за чистоту русского языка в полном разгаре. Главным событием ее стала новая лекция доктора филологических наук, писателя, журналиста, профессора Школы гуманитарных наук ДВФУ Олега Копытова о русском мате. Но проблема употребления нецензурной брани касается не только филологии. У сквернословия есть своя психология, и она показывает, что у тех, кто злоупотребляет нецензурной лексикой, есть очевидные психологические комплексы. Об этом передает ДВ-РОСС.

О том, какие подсознательные психологические механизмы лежат в основе употребления мата, рассказала заведующая кафедрой психологии Школы гуманитарных наук ДВФУ, кандидат психологических наук Оксана Батурина.

Действительно, причины злоупотребления матом во многом кроются в человеческой психологии. Например, использование мата на бытовом уровне - это, как правило, непроизвольная реакция на ошибку или какую-либо неприятную случайность. Это означает подсознательную попытку человека «отречься» от ошибки и начать все заново. Но когда бранные слова употребляются публично и демонстративно, это имеет иной смысл. Самый очевидный пример: когда в группе мужчин человек громко употребляет бранные слова, то тем самым он выдает свое подсознательное желание превосходства, лидерства и власти.

Как объяснила психолог, такой подсознательный смысл демонстративной брани вполне очевиден. Когда молодые люди громко матерятся, они этим хотят сказать: «Я взрослый!», «Я независимый!», «Я выше здесь присутствующих!». Но в действительности это свидетельствует скорее о неуверенности в себе, о недостаточной внутренней удовлетворенности и других психологических проблемах у этого человека. Иначе, зачем демонстративно убеждать окружающих и при этом в большинстве своем незнакомых людей, что ты «взрослый» и «независимый»? Особенно, если тебе за 30? Тем самым человек обнажает свои психологические комплексы. Это хорошо видно со стороны, но зачастую непонятно для самого «оратора», в силу его низкой культуры. Как показывает психология, этот способ самоактуализации часто используют дети.

Вы знаете, что мат довольно распространен среди детей детсадовского и школьного возраста? - задает вопрос Оксана Батурина. - Однажды услышав «интересное» и, самое главное, запретное слово, они начинают его использовать в качестве оружия. Например, чтобы бороться за внимание взрослых и сверстников, что очень важно для ребенка, или манипулировать родителями. И это неудивительно. Мат - это продукт детства человечества, простейших форм коммуникации. Такая вербальная агрессия - самый простой, примитивный, способ получения власти и своего места в обществе. Именно поэтому он распространен в социальных низах. Но в действительности нам хорошо известно, что джентльменский набор современного лидера и успешного человека - это не коллекция бранных выражений, а организаторские способности, умение анализировать, владеть литературной речью, чтобы объяснять, убеждать и привлекать на свою сторону людей.

Не так давно биологи открыли, что употребление брани особенно вредно для девушек. Частое употребление мата оказывает негативное энерго-физиологическое влияние на женский организм. Когда женщина матерится, она провоцирует выработку у себя мужских гормонов и приобретает маскулинные черты во внешности: у них увеличивается волосяной покров, огрубляется голос. Более того, биологи установили, что это приводит даже к изменению структуры ДНК у женщины.

В древности мат не был запрещенным. Это была примитивная форма общения, распространенная в мужских коллективах, она помогала устанавливать контакты, достигать каких-то результатов. Но с развитием и усложнением общества она потеряла свою необходимость. В широком смысле мат - это культурный рудимент, своего рода аппендикс, который сейчас малофункционален и остался как пережиток и средство примитивной коммуникации, - подчеркивает Оксана Батурина.