Эволюционная этика. Эволюционная этика как исследование популяционно-генетических механизмов формирования альтруизма в живой природе Смотреть что такое "эволюционная этика" в других словарях
ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭТИКА - разновидность этической теории, согласно которой мораль коренится в природе человека и морально положительным является такое поведение, которое способствует «наибольшей продолжительности, широте и полноте жизни»
Эволюционный подход в этике сформулировал Спенсер. Однако основные идеи Э.э. были предложены Ч. Дарвином, который по сути дела попытался естественнонаучно обосновать принципы, воспринятые из философского эмпиризма и этического сентиментализма (Юм, А. Смит). Основные идеи Дарвина относительно условий развития и существования морали, развитые Э.э., заключаются в следующем: а) общество существует благодаря социальным инстинктам, которые человек (как и любые социальные животные) удовлетворяет в обществе себе подобных; отсюда вытекают и симпатия, и услуги, оказываемые ближним; б) социальный инстинкт преобразуется в нравственность благодаря высокому развитию душевных способностей; в) у человека сильнейшим фактором поведения стала речь, благодаря которой оказалось возможным формулировать требования общественного мнения (требования общины); г) социальный инстинкт и симпатия укрепляются привычкой.
Антони Флу, автор труда «Эволюционная этика», суммирует главный ее взгляд: все моральные нормы, все идеалы родились в мире, и поскольку в прошлом они являлись объектом, подверженным измененям, очевидно и в будущем они также будут изменяться в лучшую или худшую сторону. Он развил этот тезис, отрицая существование любого постороннего или сверхъестественного авторитета в вопросе нравственных ценностей, но в то же самое время он возвышает первостепенность и авторитет систем ценностей. Для А. Флу «мораль укоренена в человеческих потребностях и наклонностях». Тем не менее, теория А. Флу не может полностью объяснить происхождение, природу и основу морали. Что касается происхождения морали, то попытки А. Флу объяснить ее выливаются просто в утверждение, что мораль родилась в этом мире и постоянно изменяется. Но тогда откуда появилась самая первая нравственная ценность? В конечном итоге должен же быть тот момент времени, в который эта ценность стала ценностью из неценности. Не беря во внимание никакого сверхъестественного «Творца первой ценности», как Флу и поступает, ему приходиться напрягаться в попытке добраться к тому, «как должно быть» от того, как есть. Для того, чтобы оказаться в состоянии сделать заявление о любой предписываемой ценности в морали эволюционной этики, А. Флу должен соединить разрыв между тем, «что есть» и «что должно быть», объясняя происхождение первой ценности.
Эволюционная этика также встречается с проблемой определения природы ценности. Заявление, что это важно, что природа ценности явилась постоянно меняющейся и прогрессирующей теорией этики (по Флу) делает натяжку утверждая, что одна ценность изменяет другие ценности. Вопрос тогда ставится так: является ли это на самом деле изменением ценности?
Если ответ на этот вопрос «нет», тогда и ценности тоже не должны меняться. И несмотря на их собственное утверждение, приверженцы эволюционной этики не имеют права выступать против неизменных ценностей, абсолютов. Если ценность, изменяющая ценности, сама по себе неизменна, как эта теория и заявляет, тогда неизменная ценность изменяет все ценности и развивается. Другими словами, эта теория допускает по крайней мере одну неизменную ценность! Таким образом представители эволюционной этики неизбежно противоречат сами себе в своем определении природы ценности.
Что касается основы морали, мы еще раньше заметили, что А. Флу описывает нравственность, как укорененную в человеческих нуждах и наклонностях. Он объясняет, что человечество обрело значительность, став частью природы, «которая стала сознательной, обрела способность любить, понимание и устремление». Этим он заключает, что любовь и понимание являются человеческими потребностями.
Но являются ли эти потребности неизменными? Если так, то они являются абсолютной основой для нравственности, тем самым противореча главному постулату эволюционной этики. Если, с другой стороны, неизменные человеческие потребности не существуют, тогда критерии А. Флу теряют свой смысл. Согласно его тезисам, мы можем развиться до положения, когда мы не будем иметь никакого представления или даже способности любить и понимать. Итак, может наступить время, когда мы перестанем относиться к другой личности с уважением.
Нечто подобное происходит с любой научно обоснованной этической системой: имея в наличии реально существующую ценность, она не может объяснить ее происхождение, ее природу и основу.
Таким образом, представители подобных этических систем становятся перед такой же дилеммой, как и представители культурного релятивизма, оказывающиеся заложниками своих же субъективных стандартов. Эволюционная этика зависима от научной теории, как и культурный релятивизм от субъективизма культуры. Но ни там и ни там нет достаточных и жизнеспособных нравственных критериев.
Эволюционнаяэтика
- идея того, что эволюционный процесс содержит в себе основание для полного и адекватного понимания моральной природы человека,- идея старая и потерявшая репутацию. В XIX в. ее популяризировал английский ученый-энциклопедист Герберт Спенсер, который начал отстаивать эволюционный подход к пониманию этики даже раньше, чем Чарльз Дарвин опубликовал в 1859 г. свое «Происхождение видов» Он начал трансформироваться в целостную социополитическую доктрину, известную под несколько неточным названием «социальный дарвинизм». В нашем столетии, однако,эволюционнаяэтика
в любом ее варианте вызывает гораздо меньше энтузиазма. Несомненно, отчасти это происходит из-за того, что традиционная эволюционнаяэтика
, т. е. социал-дарвинизм, выродилась в едва прикрытое оправдание самого грубого стяжательства в предпринимательской практике. Отчасти же эволюционнаяэтика
вышла из фавора вследствие убийственной критики как со стороны биологов, так и философов. С одной стороны, такой ученый, как Томас Хаксли, который, будучи большим сторонником Дарвина, обладал огромным авторитетом у эволюционистов, утверждал, что пет никаких оснований выводить этические принципы из эволюционного процесса. Наоборот, доказывал Хаксли, наши моральные обязанности таковы, что всеми фибрами нашего существа нам приходится бороться с эволюционным процессом. С другой стороны, такой философ, как Дж. Э. Мур, показал, что спенсерианский подход к моральной философии изобиловал несообразностями, противоречиями и непростительными ошибками. Вследствие этих различных причин эволюция была отвергнута в качестве возможного источника понимания морали, и взоры обратились к поиску более правдоподобных направлений. . Такие ученые, как Джулиан Хаксли 2 и Феодосии Добжанский 3 , два ведущих архитектора нашего современного понимания эволюционного процесса, всегда придерживались взгляда, что должна существовать какая-то связь между нашим эволюционно возникшим животным естеством и нашими же высшими моральными устремлениями. Хотя, справедливости ради отметим, эти ученые зачастую вынуждены были признавать, что они не вполне понимают, о доказательстве каких именно связей могла бы идти речь. В таком бы положении и оставалась эволюционнаяэтика
- как идея дискредитированная, но отказ от которой, однако, вызывал смутное чувство дискомфорта у ее немногочисленных сторонников,- если бы не поддержка, оказанная ей в последние годы гарвардским социобиологом (исследователем эволюции социального поведения) Эдвардом О. Уилсоном. В своих многочисленных публикациях за последние пятнадцать лет он энергично доказывал, что связи между эволюцией и этикой гораздо обширнее и сильнее, чем это признавало или допускало большинство. Что па самом деле в эволюционном процессе можно обнаружить многое из того, что представляет истинную ценность для изучающего человеческую моральность. Действительно, Уилсон пошел даже на то, чтобы утверждать, что моральная философия, которую создают современные профессиональные философы, по большей части просто неверно ориентирована, и что, вероятно, настало время изъять этическую проблематику у философов и «биологизировать» ее. Тем не менее есть философы, которые ощущают сейчас, что вызов биологии не должен и не может быть устранен столь просто. Это правда, что работы Уилсона, в частности, и других биологов вообще, доказывающих, что эволюция содержит в себе ключ к адекватному пониманию этики, изобилуют просчетами и явными ошибками. Но только лишь защищаться или бросаться в критическую атаку - значит упустить многое из того, что может обладать большой ценностью даже и для профессионального философа. В конце концов нельзя отрицать того, что мы, люди, не суть особое творение бога - бога, пожелавшего создать нас по своему образу и подобию несколько тысячелетий тому назад. Скорее, мы суть конечный продукт длительного, медленного, постепенного естественного процесса. Мы умные животные, но все-таки животные. Этот факт мы обязаны принимать во внимание даже тогда - и в особенности тогда - когда размышляем о самом человеческом из всех человеческих атрибутов, каким является наше моральное чувство.
Я убежден, что современная эволюционная биология свидетельствует о том, что такое понимание эволюционного процесса совершенно ошибочно. Фактически успех в борьбе за существование зачастую достигается больше средствами сотрудничества и морали, чем агрессивностью. Приступая к развитию этого положения, я хочу, чтобы не было двусмысленности в понимании одного пункта. Я не собираюсь утверждать, что мы в действительности представляем собой управляемых инстинктом животных или что мы всегда эгоистичны и агрессивны - даже если иногда мы и скрываем такие черты. (Хотя я, разумеется, согласился бы с тем, что в нас, как мне это кажется очевидным, зачастую в большей или меньшей степени эти качества присутствуют.) Мой тезис состоит в том, что люди от природы нелицемерны, искренни, моральны - и это не вопреки, а благодаря эволюционному процессу. Если использовать термин, который часто употребляется в подобного рода дискуссиях, то я бы сказал, что вследствие эволюции люди от природы являются альтруистами. Они мыслят, намериваются и поступают в свете критериев добра и зла. я отправляюсь от факта, что биологи-эволюционисты, в особенности социобиологи, знают теперь, что сотрудничество играет огромную роль в животном мире, и что это является результатом естественного отбора. Проще говоря, совместные действия с другими организмами чаще приносят гораздо больше выгод, чем попытки воевать против всех и вся. Существуют различные механизмы, с помощью которых предполагается объяснить это взаимодействие, и наиболее известным среди которых является, вероятно, «родственный отбор», где родственники оказывают друг другу помощь, повышая, таким образом, собственные репродуктивные перспективы, и «взаимный альтруизм», где не-родственники сотрудничают потому, что могут взамен рассчитывать на ответную помощь партнеров. Такой род социального взаимодействия находит широкое подтверждение - от Hymenoptera (муравьи, пчелы и осы) вплоть до приматов, и хотя многое здесь еще предстоит изучить, никто сегодня не сомневается ни в его важном эволюционном значении, ни в его происхождении из селективного процесса. Такое взаимодействие чаще известно под упомянутым выше названием «альтруизм». Важно поэтому отметить, что в данном смысле и в данном употреблении этот термин используется метафорически. Когда биологи говорят об «альтруизме», они подразумевают социальное взаимодействие, которое расширяет эволюционные возможности, где такие возможности обычно выражаются в повышении репродуктивного успеха. Отсюда еще не следует, что всякому соответствующему действию предшествует сознательное намерение или что такое действие хоть в каком-то смысле руководствуется чувством добра и зла. Другими словами, из этого не следует, что, когда биолог говорит об «альтруизме», он тем самым подразумевает проявления подлинного альтруизма. Муравьи - «альтруисты». Но у нас нет абсолютно никаких основании думать, что они являются альтруистами. Второе эмпирическое замечание, которое я хотел бы сделать, состоит в том, что человеческие существа весьма во многом остаются животными, нуждающимися в «альтруизме» и в то же время весьма умелыми в налаживании «альтруистических» отношений. То, что мы нуждаемся в «альтруизме» - это очевидно. Мы не особенно быстроноги, не особенно сильны или физически развиты. Мы добиваемся биологического успеха только по той причине, что действуем сообща. По мере того, как люди становились все более и более умелыми в «альтруизме», они все чаще к нему прибегали. По мере того, как они стали все чаще к пему прибегать, они еще больше изощряли свое умение им пользоваться. Я исхожу из того, что какова бы пи была истинная связь между человеческим в человеке и его биологией, мы, конечно же. никоим образом не запрограммированы столь же жестко, как муравьи. Я не отрицаю полностью, что какие-то элементы человеческого альтруизма могли возникнуть из подобной формы - например, некоторые узы между родителями и детьми в нас запрограммированы, но в качестве общего принципа представляется ясным, что люди обладают свойством свободы, которого муравьи лишены. Мы просто не можем себе позволить не заботиться о своем потомстве - по крайней мере потому, что биологически оно совершенно несамостоятельно и не способно справляться с жизненными трудностями. Следовательно, несмотря на то, что мы «альтруисты», этот первый вариант, связанный со слепым биологическим детерминизмом, не является, по-видимому, тем главным путем, по которому влекла нас эволюция. Нам нужно найти некий механизм, приводящий нас во взаимодействие, но не бездумным и слепым образом, а по крайней мере по достаточно действенным п прагматическим мотивам. Я полагаю, что мораль и есть этот третий путь. Иначе говоря, я хочу сказать, что подлинный альтруизм вполне может быть эволюционным ответом па потребность человеческих существ в «альтруизме». Согласно современным эволюционным представлениям, на то, как мы мыслим и действуем, оказывает тонкое, на структурном уровне, влияние наша биология. Специфика моего понимания социального поведения может быть выражена в утверждении, что эти врожденные диспозиции побуждают нас мыслить и действовать моральным образом. Я полагаю, что, поскольку действовать сообща и быть «альтруистами» - в наших эволюционных интересах, постольку биологические факторы заставляют нас верить в существование бескорыстной любви. То есть: биологические факторы сделали из пас альтруистов. Мы свободны совершать морально ответственные поступки или же воздерживаться от них. Иногда мы делаем то, что считаем правильным, а иногда - то, что правильным не считаем; но из того только, что иногда мы не делаем того, что считаем правильным, еще не следует, что мы перестали считать это правильным. Наконец, еще один момент, на котором я хотел бы остановиться. Подлинный альтруизм работает, только если мы в него верим. Если я знаю, что в действительности не существует такой вещи, как мораль,- морали, которая в известном смысле входит в мою плоть и кровь, или, если угодно, морали, которая «объективна»,- то я, пожалуй, все брошу и буду жить только своими сиюминутными эгоистическими интересами. , я полагаю, что, по-видимому, наша биология обусловила не только способность к моральному мышлению, но также и убежденность в том, что мораль в известном смысле составляет сущность нас самих. Что касается Уилсона, то им в соавторстве с молодым физиком Чарлзом Ламсденом выдвинуто понятие «эпигенетическое правило». Предполагается, что это некий род предрасположенности, обусловленной генами и направляющей растущий организм, проявляющейся в зрелом существе в виде способностей и склонностей мыслить и действовать тем или иным образом. Говоря о косвенных свидетельствах, я бы сослался на растущую сумму аргументов, поставляемых изучением социального поведения животных, в особенности таких высших приматов, как шимпанзе и гориллы. Сейчас нам известно, что мы, люди, очень близки (в биологическом смысле) к шимпанзе и отделились от их линии развития всего лишь шесть миллионов лет назад. Таким образом, следует ожидать, что поведение шимпанзе является по крайней мере квази- или протоморальным. И углубленные исследования приматологов доставляют все более и более надежные свидетельства, что это и на самом деле так. Тем не менее все же обнаруживается, что у животных старейшие особи (в особенности) выполняют миротворческую и регулирующую роль, что, несомненно, представляет собой нечто большее, чем простая совместимость с той картиной, которую я очертил, если последняя соответствует действительности. . Мы моральны в конечном счете потому, что естественный отбор счел это выгодным. Жизнь - это баланс между стремлением как можно больше сделать для себя и интересами социального общежития. Отбор побуждает нас к непритворному, буквальному, неметафорическому эгоизму, к тому, чтобы заботиться о наших собственных интересах. Интересно, что поскольку мы получаем пользу также и от социального взаимодействия, то у нас вдобавок выработался еще и балансовый механизм, благодаря которому мы становимся по-настоящему моральными существами, или альтруистами. есть много случаев, когда очевидна необходимость борьбы с результатами естественного отбора и с ним самим. Например, когда Всемирная Организация Здравоохранения объявляет борьбу с болезнетворными вирусами, то она направлена против сил природы. Однако только законченный циник стал бы утверждать, что такая акция аморальна. Вся суть эволюционной этики, которую я отстаиваю, заключается в том, что субстантивная этика работает потому и только потому, что она обладает таким добавочным свойством, как чувство долга, которое побуждает нас перешагивать барьер наших эгоистических побуждений и идти на помощь ближнему. Именно потому, что мы считаем своим долгом помочь голодающему ребенку, а не просто хотим ему помочь или считаем, что иногда недурно помочь голодающему ребенку,- именно поэтому у нашего стремления идти на помощь голодающим детям есть прочное основание. Не будь этого чувства долга, пронизывающего и возвышающегося над нашими желаниями, социального сотрудничества и развития, а в конечном итоге и «альтруизма», вообще не могло бы существовать. Со времен Дарвина мы усвоили одно - то, что эволюция - это не осмысленный восходяще направленный процесс ветвления, идущий в некоем особом направлении к существам высшего достоинства, иначе говоря -к людям. Эволюция не прогрессивный процесс, устремленный к небесам, наподобие лестницы или эскалатора. Скорее, эволюция - это медленный извилистый процесс, по самой своей сути никуда не ведущий. Правильной метафорой тут служит не цепь, а дерево или коралл.
ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЭТИКА – разновидность этической теории, согласно которой мораль коренится в природе человека и морально положительным является такое поведение, которое способствует «наибольшей продолжительности, широте и полноте жизни» (Г.Спенсер). Эволюционный подход в этике сформулировал Спенсер, однако основные идеи эволюционной этики были предложены Ч.Дарвином, который по сути дела попытался с естественно-научной точки зрения обосновать принципы, воспринятые из философского эмпиризма и сентиментализма этического . Основные идеи Дарвина, развитые эволюционной этикой, заключаются в следующем: а) общество существует благодаря социальным инстинктам, которые человек (как и социальные животные) удовлетворяет в обществе себе подобных; отсюда вытекают и симпатия, и услуги, которые оказываются ближним; б) социальный инстинкт преобразуется в нравственность благодаря высокому развитию душевных способностей; в) у человека сильнейшим фактором поведения стала речь, благодаря которой оказалось возможным формулировать требования общественного мнения (требования общины); г) социальный инстинкт и симпатия укрепляются привычкой.
В видоизмененной форме современные биологистские теории морали принимают все эти постулаты, главный из которых заключается в том, что человечество проходило в своем становлении групповой отбор на моральность, в частности на альтруизм . В 20 в. благодаря достижениям эволюционной генетики и этологии был высказан ряд идей и концепций, которые как будто позволяют показать биологическую обусловленность, эволюционную предзаданность человеческого поведения, в частности морального. Если классическая эволюционная этика (К.Кесслер, П.А.Кропоткин, Дж.Хаксли и др.) говорила о качестве необходимых для выживания или размножения особей или группы, которые отбираются в ходе эволюции, то этология (Ч.О.Уитмен, К.Лоренц, Н.Тинберген и др.), исходя из генетической обусловленности поведения животных и человека, стремится к тщательному, детальному изучению психофизиологических механизмов поведения; социобиология (Э.Уилсон, М.Рьюз, В.П.Эфроимсон и др.) развивает следующие конкретные генетические концепции:
1) концепция «совокупной приспособленности» У.Д.Гамильтона. Согласно этой концепции, приспособленность особи, безусловно, имеет место, однако она подчинена приспособленности родичей, т.е. совокупной приспособленности, на которую и направлен естественный отбор и которая обусловлена не выживанием особи, а сохранением соответствующего набора генов, носителем которого является группа родичей. Т.о., проясняется смысл того, что эволюционисты называют альтруизмом: это такое индивидуальное поведение, которое увеличивает возможности приспособления и размножения родственной группы (даже если соответствующие шансы индивида уменьшаются);
2) концепция «эгоистического гена» Р.Доукинса позволяет дать альтернативную интерпретацию теории совокупной приспособленности. Последняя относится исключительно к группе родичей, но при этом основным «агентом» отбора в процессе эволюции выступает не популяция или группа, а некоторый набор генов, характерный для данной родственной группы. Особь является, по словам Доукинса, машиной для выживания гена, генетического набора. Альтруизм на уровне индивидуального поведения оборачивается генетическим эгоизмом – и как таковой превращается в видимость;
3) концепция «взаимного альтруизма» Р.Триверса, в которой получает объяснение помогающее поведение как внутри группы, так и между представителями разных, т.е. неродственных, групп, а также между представителями различных видов. Суть концепции заключается в следующем: одна особь оказывает содействие другой, полагая, что в свою очередь ей отплатят тем же. Здесь возможны трудности этологического характера: напр., как сохранять равновесие и какие могут быть гарантии против обманщиков. Как показывают наблюдения, есть несомненные признаки в поведении животных, позволяющие им судить о намерениях и целях «контрагентов»; 4) теория эпигенетических правил (Ч.Ламсдена и Э.Уилсона) или механизмов, возникающих в психике человека (и имеющих соответствующий физический субстрат в мозге) в процессе и в результате взаимодействия организма и среды. Эти правила оказывают определяющее воздействие на мышление и поведение человека. Эпигенетические правила делятся на два класса: а) автоматические процессы, опосредствующие связи между ощущениями и восприятиями; б) процессы, возникающие внутри и по поводу восприятий и оперирующие данными культуры. Согласно этой теории, мораль зашифрована в эпигенетических правилах (прежде всего во вторичных); более того, утилитаристский принцип Милля (см. «Утилитаризм» ) и категорический императив Канта коренятся во вторичных эпигенетических правилах. Иными словами, среда, в т.ч. социальная, оказывается фактором формирования органических и функциональных структур, в частности тех, что ответственны за моральное поведение; т.о. социобиологи снимают обращенные к ним упреки в генетическом детерминизме.
При безусловной значимости научных результатов эволюционной теории поведения человека именно как объяснительная концепция эволюционная этика недостаточна: оставаясь на уровне общеантропологических определений, невозможно дать адекватную теорию морали. Заимствованный эволюционной этикой из моральной философии понятийный аппарат деспецифицируется. Эволюционная этика отказывается от теоретического наследства этико-философской мысли и обосновывает мораль как форму целесообразного или адаптивного поведения. Характерно, что при описании морали, поведения вообще она обходится без понятий намерения, свободы, творчества, универсального требования, не рассматривает фундаментальную для понимания морали антитезу между должным и сущим. Мораль в эволюционной этике надперсональна, а в той мере, в какой она изображается как функционирование определенных генетических механизмов, сориентированных на организмические, популяционные, но не личностные цели, – и бездуховна. Анализ основополагающих нравственных императивов показывает, что они направлены на обуздание человеком своей страстной натуры и одухотворение своей чувственности, т.е. своей «природы», и предполагают способность человека контролировать свои потребности, сознательно подчинять свои интересы интересам других людей, исходя как из общественных установлений, так и из высших духовных ценностей.
Литература:
- Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. СПб., [б. г.];
- Кропоткин П.А. Этика . М., 1991, с. 45–81;
- Рьюз М., Уилсон Э. Дарвинизм и этика. – «ВФ», 1987, № 1;
- Эфроимсон В.П. Родословная альтруизма (Этика с позиций эволюционной генетики человека). – В кн.: Гениальность и этика. М., 1998, с. 435–466;
- Dowkins R. The Selfish Gene. Oxf., 1976;
- Lumsden Ch.J., Wilson E.O. Genes, Mind & Culture. The Coevolutionary Process. Cambr., 1981.
Начну с собственного жизненного убеждения: «полная свобода и независимость самое большое несчастье для человека». Человек свободный от долгов и обязанностей, ни от кого не зависящий, никому не нужный — несчастный человек. Поэтому мне очень близко высказывание великого А.Эйнштейна: « Мы живем для других людей — и более всего для тех, от чьих улыбок и благополучия зависит наше собственное счастье », которое может стать эпиграфом к новой науке - эволюционной этике , совсем недавно, оформившеяся как отдельное направление теории эволюции .
Смысл этого высказывания и всей эволюционной этики: мир устроен так, что для собственного счастья человеку необходимо жертвовать своими интересами для блага других. Интуитивные рассуждения об объективно существующих нравственных законах человеческого общения, о необходимости нравственных законов для выживания и развития общества, получили строгое научное обоснование с помощью математического моделирования и биологических экспериментов.
Подробней с этой наукой можно познакомиться на сайтах http://ethology.ru и http://evolbiol.ru . Тезисно сформулирую основные положения этой науки.
Эволюционная этика основана на теории эволюции, считающей естественный отбор основой эволюции всего живого. Естественный отбор - процесс, приводящий к выживанию и успешному размножению индивидов или групп, наиболее хорошо адаптированных к окружающей среде. Естественный отбор ведет к закреплению наследственных качеств, наиболее подходящих к данной окружающей среде. Естественный отбор — эгоистический закон, приводящий к гибели носителей нежизнеспособных признаков, но способствующий размножению обладателей признаков жизнеспособных. Все живое, способное к размножению, подчиняется этому закону. Жестокий закон, но так устроен мир. И этот жестокий эгоистический закон естественного отбора в процессе эволюции породил альтруизм и кооперацию.
Альтруизм ( Alter- другой) в этике — нравственный принцип, предписывающий
бескорыстные действия на благо других людей , способность жертвовать своей выгодой ради общего блага. В биологии: поведение, ведущее к повышению «приспособленности» (репродуктивного успеха) других особей в ущерб своим собственным шансам на успешное размножение.
Альтруизм широко распространен в животном мире и встречается даже у бактерий и грибов. У альтруизма есть три источника и в соответствии с этим различают три вида альтруизма.
Родственный альтруизм основан на близких родственных связях и направлен на повышение выживаемости узкой группы близких, хорошо знающих друг друга, людей.
Реципрокный альтруизм основан на принципе «ты мне — я тебе», кооперация индивидов , не очень, или даже вообще незнакомых, имеющих разные взгляды, ориентацию, происхождение, но объединивших свои усилия для достижения общих целей.
Парохиальный альтруизм основан на враждебности к чужакам ( парохиализме ), необходим для объединения усилий против общего врага. То, что называется «дружить против кого-то». В условиях постоянных войн с соседями сочетание внутригруппового альтруизма с парохиализмом обеспечивает наибольшие шансы на выживание и успешное размножение индивидуума. Получается, что такие, казалось бы, противоположные свойства человека, как доброта и воинственность, развивались в едином комплексе : ни та, ни другая из этих черт по отдельности не приносили бы пользы своим обладателям. Межгрупповая конкуренция (вражда) способствует внутригрупповой кооперации (альтруизму). Н ичто так не сплачивает коллектив, как совместное противостояние другим коллективам; наличие внешних врагов — обязательное условие устойчивого существования тоталитарных империй и надежное средство «сплочения» населения в альтруистический муравейник.
В этой связи, уместно отметить, что такие понятия как: «ближние», «другие» и «чужие (враги)», принятые для формулирования нравственных законов в различных религиях, очень точно соответствуют этим трем видам альтруизма.
В природе, идет постоянная борьба между альтруистами и эгоистами.
Какие же способы борьбы с эгоистами выработал естественный отбор ?
Генетическая близость индивидуумов в коллективе. Если все индивиды генетически идентичны, эгоистическая эволюция внутри системы становится невозможной, потому что из минимального набора условий, необходимых для эволюции, — дарвиновской триады «наследственность, изменчивость, отбор» — исключается один из компонентов, а именно изменчивость. Индивидам -близнецам не важно, кто из них ухватит для себя больший кусок, ведь с точки зрения естественного отбора они все — просто одно и то же. Их эволюционные «интересы» автоматически отождествляются с интересами всей системы. При этом отбор перестает действовать на индивидуальном уровне и начинает действовать на уровне целых систем.
Межгрупповая конкуренция обеспечивает рост числа альтруистов в группе популяций, несмотря на то, что внутри каждой отдельной популяции их число может неуклонно снижа ать ся. Это явление получило название «парадокс Симпсона» .
На рисунке показан пример действия «парадокса Симпсона». В исходной популяции было 50% альтруистов и 50% эгоистов (кружок слева вверху ). Эта популяция разделилась на три конкурирующих субпопуляции с разным соотношением альтруистов и эгоистов (три маленьких кружка справа вверху ). В ходе роста каждой из трех субпопуляций альтруисты оказались в проигрыше — их процент снизился во всех трех случаях. Однако те субпопуляции, в которых изначально было больше альтруистов, выросли сильнее благодаря тому, что они имели в своем распоряжении больше «общественно-полезного продукта», производимого альтруистами (три кружка справа внизу ). В результате, если сложить вместе три выросших субпопуляции, мы увидим, что «глобальный» процент альтруистов вырос (большой кружок слева внизу).
Исследование с помощью теории игр мо дели «вложенного перетягивания каната», где каждый индивид эгоистически расходует часть «общественного пирога» на то, чтобы увеличить свою долю этого пирога, показала, что межгрупповая конкуренция является важнейши м , а может быть, и самы м главны м фактор ом , стимулирующи м развитие кооперации и альтруизма у социальных организмов. М ежгрупповая конкуренция раст ет с ростом внутригруппового родства.
Наследственность. Исследования последних лет показали, что моральные качества людей в значительной мере определяются генами, а не только воспитанием. С пособность к альтруистическому поведению в основе своей «заложена» в наших генах — ведь кооперация была необходима нашим предкам еще задолго до того, как они овладели речью. Г енетический «базис» альтруизма есть у всех нас — соответствующие гены прочно зафиксировались в человеческой популяции.
Начало научного исследования истоков морали в связи с эволюцией человека связано с XIX в. Под влиянием идей Ч. Дарвина об «общественных инстинктах», имеющихся не только у людей, но и у животных, начинает складываться новая отрасль этического знания - эволюционная этика. Представители эволюционной этики Герберт Спенсер, Гекели, Марк Гюйо и др. не отождествляли понятие «общественный инстинкт» у человека и животных, указав, что у людей он приобретает качества сознательного нравственного чувства.
Герберт Спенсер в трудах «Социальная этика» и «Основы этики» высказал мнение об эволюционном процессе становления морали. Он осуществлялся путем вытеснения воинственности в характере человека и замены чувствами симпатии и сочувствия.
Задачу этики Г. Спенсер видит в установлении правил нравственного поведения на научной основе. Он говорит о необходимости установить нравственные начала как проявления эволюции, согласованные с законами физическими, биологическими и социальными.
Человеку слишком хочется видеть себя центром мироздания; чем-то таким, что по самой своей сути не принадлежит остальной природе, а противостоит ей как нечто иное и высшее. Упорствовать в этом заблуждении - для многих людей потребность.
Конрад Лоренц (1903-1989), австрийский ученый, основатель этологии, лауреат Нобелевской
премии
В XX в. идеи эволюционной этики нашли дальнейшее развитие в трудах П. Кропоткина, Дж. Роулза, Фурзангера, М. Рьюза и др. Кропоткин, характеризуя эффективность усилий по созданию условий выживания, склонен считать, что потребность в общении и взаимной поддержке - это такие же основные свойства, как и потребность в пище. Взаимопомощь внутри видов («альтруизм» - понятие, применяемое в отношении естественных видов как метафора) направлена на приспособление с целью выживания.
В XX в. сложилась близкая к эволюционной этике отрасль биологической науки - этология. Она исследует генетические основы поведения животных и приобретенный на этой базе в течение их жизни опыт выживания.
Этология стремится также объяснить путем аналогий определенные социальные явления и поступки людей. В частности, она раскрывает общность поведения человека и особей животного мира, связанную с инстинктом выживания. Все больше опытов неопровержимо доказывают существование у животных не только стереотипа инстинктивного поведения, но также и целенаправленных действий, связанных с обучением, подражанием, а также наличием «рассудочной деятельности».
Возникновение и стремительное развитие этологии в XX в. представляет собой последствия научной революции, которая повлияла как на биологию и этику, так и на другие науки, в том числе и психологию. Использование этологических концепций для изучения поведения человека вызвало мощный резонанс и породило бурные дискуссии среди специалистов различных отраслей знаний. Выдающаяся роль этологии была официально признана в научном сообществе, когда в 1973 г. ее основателям Конраду Лоренцу, Николасу Тинбергену и Карлу фон Фришу была присуждена Нобелевская премия. На сегодняшний день определение этологии несколько расширилось, по сравнению с классическим, которое рассматривало этологию как отрасль зоологии, изучающую поведение животных в естественных условиях. Современная этология является междисциплинарной наукой. Проблемы этологии являются общими для этиков, философов, психологов, физиологов, анатомов, генетиков, экологов и специалистов в других отраслях.
Этология органично вписывается в комплекс наук о человеке, позволяя, в частности, ответить на вопрос об истоках его нравственности. Как справедливо указывает Конрад Лоренц, исследования общего в поведении человека и животных нужны не для того, чтобы уподобить поведение животных человеческому. Они нужны, чтобы проследить направление, в котором двигалась эволюция. Суть эволюции органического мира в том и состоит, что она создает совершенно новые и более высокие признаки, которых на предыдущих стадиях не существовало даже в зародыше. Конечно, и сейчас в человеке есть что-то от животного, но в животном от человека нет ничего. Генеалогические исследования из необходимости ведутся от низшего, от животных, позволяют нам особенно четко увидеть человеческую сущность, большие достижения человеческого разума, которых мир животных вообще не знает.
